- Уже третью неделю официальная статистика в РФ показывает "плато" эпидемии коронавируса, и число новых заражений практически не уменьшается.
- Антивирусные ограничения почти полностью сняты, предполагается возвращение к нормальной жизни.
- Многие демографы уверены, что статистика по вирусу переписывается, а на уровне регионов взята под контроль с задачей "рисовать умеренное плато".
Сергей Медведев: То плато, которое было приказано "нарисовать" три недели тому назад, держится в России уже три недели, как ни в одной другой стране мира. Каждый день мы слышим сводки о шести-семи тысячах новых диагностированных заражений COVID-19. Какова в реальности ситуация с эпидемией? Пройден ли пик? Ждать ли второй волны? И как себя вести, особенно сейчас, когда страна на глазах открывается, а люди практически перестали соблюдать меры предосторожности?
Видеоверсия программы
Корреспондент: Согласно официальной статистике по коронавирусу, Россия вышла на плато по заболеваемости. Произошло это как раз перед голосованием по поправкам и "обнулением". Президент России еще 26 мая заявил, что пик эпидемии пройден, после чего крупные города и регионы начали постепенное смягчение карантинных мер. Несмотря на факты о переполненных больницах и росте количества зараженных, о ковиде как будто все забыли. На московских улицах все реже можно встретить людей в масках и перчатках. Вечерами вновь заполняются летние кафе и веранды, а скоро обещают открыть, хоть и с некоторыми ограничениями, театры, кино и дискотеки. Многие демографы уверены, что статистика по вирусу переписывается, а на уровне регионов взята под контроль с задачей "рисовать умеренное плато".
Постепенно все возвращается к нормальной, довирусной жизни, однако вирус никуда не исчез, и опасность заражения все так же высока. Врачи говорят, что угроза распространения коронавируса сохраняется и надо соблюдать меры предосторожности, носить средства защиты и по возможности избегать скоплений людей. Такого же мнения придерживается и глава ВОЗ Тедрос Гебреисус. 8 июля он заявил, что только за минувшую неделю в мире стало на 400 тысяч заболевших больше, а пандемия лишь набирает обороты.
Сергей Медведев: Сегодня у нас большой день: мы впервые работаем в полном формате с гостями (естественно, с соблюдением мер предосторожности). Это Ярослав Ашихмин, терапевт, советник гендиректора Фонда Международного медицинского кластера, и Алексей Ракша, демограф.
У меня почти шизофреническое ощущение некоей параллельной реальности. Одна реальность – приходит информация о происходящем в регионах, ВОЗ говорит, что пик эпидемии не пройден. В России уже 750 тысяч зараженных. С другой стороны, абсолютно нормальное течение жизни на улицах, практически отсутствие людей в масках, все эти послабления. Снятие эпидемиологического режима – это медицинское или политическое решение?
Ярослав Ашихмин: У меня тоже есть ощущение, что есть две разные страны: Москва и Россия. В Москве ситуация сейчас объективно стабилизирована. Все врачи говорят, что эпидемия реально пошла на спад. То, что Москва открывается, – это скорее плюс, если учитывать психологический фактор. Помимо антительного иммунитета есть клеточный иммунитет, которого, оказывается, очень много, и его очень трудно изучать. Поэтому вполне возможно, что иммунная прослойка больше, чем та, которую показывают антитела. Но я не знаю, что происходит в российских регионах. Думаю, есть плохо подготовленные регионы, есть места, где не очень понимают ситуацию и до сих пор сохраняется проблема со средствами индивидуальной защиты. И, самое главное, есть какие-то анклавы, где проживают пожилые люди, в которых вирус может попасть, как бомба, и там будет эпидемиологический взрыв. Нет ощущения, что страна защищена, но, по-моему, Москва сейчас действует достаточно правильно.
Врачи говорят, что угроза распространения коронавируса сохраняется и надо соблюдать меры предосторожности
Сергей Медведев: Алексей, каковы ваши ощущения от происходящего? Даже уже в официальной статистике начались расхождения между тем, что говорит оперативный штаб, и тем, что показал Росстат, скажем, по майской заболеваемости.
Алексей Ракша: Я согласен с Ярославом. Сайт стопкоронавирус.рф и статистика Роспотребнадзора изначально не внушали мне большого доверия. Я занимался этой темой с января, и где-то в апреле у меня стали возникать вопросы, которых становилось все больше и больше. К маю стало очевидно, что статистика взята под контроль. Я стал самостоятельно вычислять какие-то цифры и сделал свои выводы.
Сергей Медведев: Можно ли дать объективную оценку состояния проникновения коронавируса в российские регионы? Или, учитывая те совершенно очевидные манипуляции со статистикой и происходящее соцсоревнование за информацию с мест, мы можем только строить какие-то статистические догадки?
Алексей Ракша: Мы можем строить более или менее достоверные статистические догадки. Самый лучший критерий проникновения эпидемии – это число новых поступающих в больницы в тяжелом состоянии на душу населения. У нас нет этой информации (возможно, она есть по Москве, но я ее не видел). Я видел просто число поступающих, число внебольничных пневмоний. Все это снижается, в Москве ситуация улучшается неделя за неделей. Сейчас улучшение притормозилось, но ухудшения тоже нет. В этом Москва в чем-то похожа на Нью-Йорк. И, несмотря на то что у нас распространен иммунитет по антителам (на мой взгляд, это примерно 10–12%), другие уровни иммунитета могут быть сильнее распространены в популяции. Кроме того, суперспредеры, как правило, уже переболели, и, таким образом, коэффициент распространения снизился.
Сергей Медведев: Человек изначально может стать суперспредером? Это какая-то особая предрасположенность?
Алексей Ракша: Это люди, которые либо по долгу службы, либо в силу характера и привычек каждый день общаются с большим количеством других людей. Когда таких людей становится намного меньше, потому что они переболевают или некоторые из них умирают, то скорость распространения снижается. А в Москве таких людей больше в процентном отношении, и тем более их больше в Нью-Йорке. Мы видим, что в Москве смертность выросла вдвое, а сейчас она падает. Заболеваемость упала во много раз, и это колоссальный контраст со всей остальной частью страны.
Сергей Медведев: Даже с Петербургом?
Алексей Ракша: Да, в Питере печальная ситуация. Я не могу найти подвоха в московской статистике: это выглядит более-менее правдоподобно.
Ярослав Ашихмин: Они решили считать все пневмонии связанными с коронавирусом: по-моему, плюс почти две тысячи смертей, большие цифры.
Алексей Ракша: Я согласен, но я говорю про статистику "стопкоронавирус.рф", в котором Москва тоже сидит: она, конечно, может вызывать вопросы. Там снижение в большее число раз, чем репортит Москва, по числу пневмонии и госпитализации, но все равно в Москве ситуация намного лучше. В регионах творится что-то иное, а в некоторых местах довольно печальная ситуация. Я изучаю общую смертность по сравнению с прошлым годом, в среднем за пять лет. Допустим, в июне у нас большинство регионов показывают прирост смертности, выходящей за рамки любых нормальных колебаний.
Сергей Медведев: Какие регионы наиболее проблемны?
Алексей Ракша: Конечно, Кавказ. Даже Росстат уже показал по неполным данным мая, что смертность в Дагестане выросла более чем в полтора раза. А ЗАГСы показывают, что за июнь число умерших в Ингушетии по сравнению с прошлым годом увеличилось больше чем в два с половиной раза. В Дагестане, Чечне и Ингушетии свои культурные традиции, религия, традиционные представления. Люди массово приходят на похороны, а не прийти – это что-то неслыханное! Там более низкий уровень образования, и многие очень долго не верили в коронавирус. Но когда вокруг стали происходить заражения и смерти, поведение людей достаточно быстро изменилось, и, по идее, в июле число умерших там уже должно быть меньше, чем в мае. Но, к сожалению, Росстат не может получить все данные о смертности с Кавказа даже за май.
Ярослав Ашихмин: По неформальной договоренности с ОНФ и с чиновниками Минздрава я работал в одной из рабочих групп, стараясь получить альтернативную картинку. Мы готовили аналитику вместе с разными фондами. И вот на что мы обратили внимание: есть ковид-диссиденты, как есть и ВИЧ-диссиденты, к огромному сожалению, не все чиновники в регионах до сих пор понимают важность обеспечения врачей средствами индивидуальной защиты. Москва сразу поняла, что это суперкритичный вопрос. По России не меньше 500 смертей врачей, и могло бы быть намного больше. 20 апреля Песков официально признал проблему, и все задвигалось, поэтому выступил Путин. В марте-апреле я принимал участие в разных рабочих группах и чувствую гордость: если бы не сработало несколько групп – и благотворители, и мэр, и самые разные интересанты, – то было бы больше смертей.
Сергей Медведев: Насколько эффективными можно назвать московскую политику и те усилия Сергея Собянина, которые он прилагал до объявления голосования, парада и так далее, когда он, видимо, резко внял голосам сверху?
Алексей Ракша: Сейчас, насколько я понимаю, формируется некий консенсус, что карантин и самоизоляцию нельзя вводить слишком рано, равно как и слишком поздно: если ввести ее слишком рано, то недостаточное число людей переболеет и после ее отмены возникнет вторая волна, что мы наблюдаем во многих странах.
Сергей Медведев: Скажем, в Южной Корее, Гонконге или Вьетнаме, которые очень рано объявили карантин, буквально на уровне одного-двух зараженных.
Алексей Ракша: Думаю, у них могут быть проблемы, потому что население практически не проиммунизировано.
Сергей Медведев: А вы считаете, что возможен коллективный иммунитет? Вот эти 10–12%, которые есть в Москве, являются основой какого-то коллективного иммунитета?
Алексей Ракша: Я не медик, но то, что у нас 10–12% населения с фиксируемым иммунитетом, еще не означает, что иммунитет есть у такого процента людей. Есть другие, более глубокие уровни иммунитета, которые труднее выявить. Может быть, таких людей больше в два-три раза. Кроме того, суперспредеры переболели. Что бывает, когда карантин вводят слишком поздно, показали Бергамо или Нью-Йорк. Наши тянули-тянули в марте, но, как выяснилось, даже в Москве, скорее всего, карантин был введен не слишком поздно, иначе смертность, как и в Нью-Йорке, и в Бергамо, выросла бы не в два раза, а в семь. Но, возможно в некоторых регионах самоизоляцию ввели слишком рано, и люди не успели понять этот риск, не видя вокруг себя вирус: "Мои родственники и знакомые не болеют, и я в это не верю".
Сергей Медведев: "И это заговор властей – посадить всех по домам и чипировать".
Алексей Ракша: По моим ощущениям, процент ковид-диссидентов у нас в стране чуть ли не самый высокий в мире, и результат налицо. Отношение к вирусу, поведение и результат развития эпидемии очень сильно зависят от позиции властей и того месседжа, который они хотят донести до своих граждан. И с этим у нас, конечно, провал.
Сергей Медведев: Очень высок уровень недоверия институтам, мало "общественного клея".
Ярослав Ашихмин: И просвещенности. А есть еще ненависть. Многие считают, что "болеют старики, а я не заболею". Это табуируемая тема. В Америке сейчас нельзя говорить про многие вещи, но мы же слышим кухонные разговоры.
Алексей Ракша: На самом деле Россия очень похожа на Америку.
Сергей Медведев: Если учитывать, что вещает доктор Мясников, и то, что мы слышали от иных высокопоставленных лиц, то они, конечно, поддерживают этот дарвинизм.
Ярослав Ашихмин: Я всем говорил: если старики будут поступать в клиники, то вы лишитесь возможности прооперировать обычный аппендицит. И тогда они хоть как-то держались, думая: ну, ладно, вдруг нас это тоже коснется? А сейчас руки у них развязаны, и многие злорадствуют.
В Москве мы спорим, будет ли вторая волна, а за пределами столицы на подъеме первая
Алексей Ракша: Многие из высокопоставленных, образованных, богатых людей переболели, и это понимание распространилось среди них. Это люди образованные, они меньше смотрят телевизор, больше заботятся о себе, и они быстренько изменили свое поведение, а дальше все это пошло волной по России. В Москве мы спорим, будет ли вторая волна, а за пределами столицы на подъеме первая. Может быть, второй и не будет именно по этой причине, ведь если так продолжится и дальше, возможно, у нас за год или за два все сами собой проиммунизируются.
Сергей Медведев: А откуда вообще берутся эти проблемы статистики, правильной отчетности?
Алексей Ракша: Если мы пойдем вглубь отечественной истории, то наткнемся на 2012 год – это старт реализации майских указов, в которых были совершенно безграмотно, непрофессионально поставлены конкретные численные цели по снижению смертности и назначены ответственные с телефонами и должностями. Тот, кто это делал, не разбирается ни в медицине, ни в статистике, ни в демографии, не понимает, как функционирует вся система. Из-за этого мы к настоящему моменту получили очень легко манипулируемую статистику.
Сергей Медведев: "Течет вода Кубань-реки, куда велят большевики".
Алексей Ракша: При желании статистикой смертности можно крутить как угодно. Но нечеткость определений – это не российская, а международная проблема. Мы знаем, что сейчас в мире критерии отнесения к тому, от чего человек умер, везде разные. И нельзя ставить какие-то цели, в которых человек не разбирается и ставит их просто "от балды". Это привело к тому, что у нас фактически потеряна динамика изменения смертности по причинам, начиная с 2012 года. Но в 2018 году кто-то где-то проанализировал, оказался доволен тем, что мы все перевыполнили, и поставил еще более амбициозные цели, а это приведет к еще более сильному накручиванию этой статистики. Это не затронуло только онкологию, там у нас более-менее правдивая статистика.
И тут приходит этот коронавирус, и тут же принимаются такие правила, что нужно обязательно вскрывать трупы всех ковидников, находить у них какие-то хронические патологии, все вписывать в основную причину смерти, а ковид либо пойдет в другую строчку, либо в сопутствующие, либо в то сопутствующее, которое не вызывало ухудшений, либо его вообще не будет. И потом в медицинском свидетельстве о смерти нет ковида ни в каком виде! А Росстат делает, что ему приказано. Он берет информацию, которую загрузили ЗАГСы, обработавшие медицинские свидетельства о смерти, комбинируют все эти строчки из свидетельства о смерти, делает статистику и ежедневно отправляет правительству, а нам дает раз в месяц.
Было много разговоров о том, что больницы якобы получают огромные деньги за ковидных больных. Я видел такие сообщения от родственников пациентов, но никто из врачей не подтверждает случаев, когда у человека нет ковида, а ему ставят ковид.
Сергей Медведев: Можно ли вычислить примерный коэффициент корректировки официальной статистики по числу зараженных, и по числу смертей, и по финальной российской смертности от ковида?
Ярослав Ашихмин: Конечно!
Алексей Ракша: Меня уволили потому, что я привел этот коэффициент в интервью "Нью-Йорк Таймс" еще 10 мая. Опять же, я говорю про статистику на странном, неудобном, подозрительном сайте "стопкоронавирус.рф": если брать их данные, то число умерших в Москве, наверное, нужно умножать примерно на два с половиной, а число умерших за ее пределами – от трех до пяти раз.
Сергей Медведев: Сколько получается по Москве с вашим коэффициентом?
Алексей Ракша: Вот сейчас ДЗМ отчитался за июнь – и все прекрасно попадает в то, о чем я говорил. Я считаю, что к настоящему моменту в Москве, грубо говоря, тех людей, которые не умерли бы сейчас, если бы не ковид, примерно 12 тысяч, а по России никак не меньше 30 с небольшим и не больше 40 с небольшим (32–42).
Сергей Медведев: А число инфицированных? Сейчас названа цифра – 750 тысяч.
Алексей Ракша: Даже на сайте "стопкоронавирус.рф" статистика по числу умерших более правдоподобна, чем статистика по количеству новых выявленных случаев.
Сергей Медведев: Но это же выявленные, то есть объем тестирования.
Алексей Ракша: Это во-первых. Тестирование припало процентов на десять. Во-вторых, до первого числа неделю или две было очень трудно сделать КТ или сдать тест за деньги. Снизилось выявление бессимптомных случаев, их доля падает: если в мае она составляла 45%, то сейчас – 25. Если мы уберем бессимптомные случаи, то их число практически не снизилось с мая по России в целом, а если отнимем Москву, то точно выросло. И это более правдоподобная статистика. Видимо, качество и объем эпидемиологических расследований сократились.
Сергей Медведев: Тогда итоговая статистика по России бьется с общемировой?
Алексей Ракша: Да. На мой взгляд, летальность тех, кого реально выявили бы, если бы нормально этим занимались, без каких-то особых указаний, и если бы нормально считались умершие без всяких странных мартовских правил, то официальная летальность была бы примерно 4,5%, что абсолютно сопоставимо с США и с другими странами, далеко не самыми худшими. Но реальная летальность от ковида, я считаю, в районе 1%.
Ярослав Ашихмин: Даже 0,65%, как говорили последний раз.
Алексей Ракша: Это говорила американская служба CDC. На мой взгляд, это 1%. Это означает, что реально у нас когда-либо встречалось с вирусом на территории страны порядка четырех-пяти миллионов человек, возможно, чуть больше, причем подавляющее число – бессимптомно.
Сергей Медведев: Из них умерли порядка 40 тысяч, то есть это 1%.
Алексей Ракша: Какую бы я статистику ни брал, если есть хорошие тесты с хорошей выборкой, где определялись антитела, то люди для этих тестов брались или в случайном порядке, или путем строгого соответствия демографической структуре данной территории. И когда исследуется число умерших именно от ковида (с ковидом), то есть превышение общей смертности, мы постоянно выходим на цифры в районе плюс-минус 1%. При возрастной структуре Италии это может быть 1,4%, Испании и Франции – 1,2%, США и России – 1%, Китая и Кореи – 0,6–0,7%.
Сергей Медведев: А возможен такой сценарий, при котором каждый россиянин встретится с вирусом?
Алексей Ракша: Нет, такого быть не может. Во-первых, суперспредеры уже во многом выбыли. Во-вторых, по разным эпидемиологическим моделям распространение вируса либо резко приостанавливается, либо практически прекращается при достижении некого уровня иммунитета: от 40 до 60–70% населения. Все точно никогда не переболеют. У нас в Сибири масса деревень на отшибе, куда вирус может не попасть никогда.
Ярослав Ашихмин: По-моему, более реалистична оценка CDC – смертность в нашей российской структуре 0,65%, ведь помимо возраста, есть другие факторы: например, факторы общей отягощенности болезнями. Но почему так пострадали страны, у которых, казалось бы, классная система здравоохранения?
Сергей Медведев: Да, например, США?
Ярослав Ашихмин: Там были люди, которых система здравоохранения держала до последнего с огромным количеством разных заболеваний. У нас таких тяжелых пациентов существенно меньше. Пожилым люди с тяжелыми заболеваниями в Италии хватило коронавируса, чтобы они начали массово погибать.
Рано или поздно ковид превратится в сезонный грипп, но более опасный
Алексей Ракша: Я частично соглашусь. В Западной Европе ситуация гораздо лучше: те, кто там умирает, у нас уже давным-давно умерли. В основном это мужчины, и они уже спились, разбились, погибли от поножовщины.
Сергей Медведев: То есть не дожили до своего коронавируса.
Ярослав Ашихмин: Вы давно видели на улице тучного старика? Некоторых категорий пациентов, которые там есть, в России просто нет: они не доживают до такой стадии.
Сергей Медведев: Есть вероятность, что ковид мутирует в сезонное заболевание?
Ярослав Ашихмин: Есть серьезные споры по поводу сезонности и того, что, возможно, будут разные штаммы с разной степенью вирулентности. Я хотел бы верить в положительный сценарий, при котором станут распространяться менее вирулентные штаммы. Скорее, ситуация может зависеть от распространения именно одного из штаммов, нежели от сезонности.
Сергей Медведев: Часто люди, в том числе и ковид-диссиденты, говорят: ничего, все переболеем, недельку дома с температурой полежим и дальше пойдем в жизнь, уже иммунизированные. Насколько можно получить иммунитет от этого? И что будет с людьми, которые даже в легкой форме переболели ковидом?
Ярослав Ашихмин: К различным вирусам иммунитет держится по-разному. Сейчас еще рано об этом говорить. Повторных случаев инфицирования пока официально практически нет. Иммунитет во многих случаях формируется клеточно, померить его практически невозможно, и мы не знаем, насколько он стабилен. Особенно важный и сложный вопрос: насколько будут подвержены инфекции те, у кого низкие титры антител, те, кто переболел, или те, у кого антител вообще нет? Насколько они будут подвержены другому штамму вируса?
Алексей Ракша: Кроме того, число антител у многих достаточно быстро снижается. И я считаю, что вирус пока еще не успел настолько сильно мутировать, чтобы генетические различия его штаммов вызывали существенно различающийся ход инфицирования и летальности.
Сергей Медведев: Есть мнение, что не будет никакой второй волны, она бы уже была. Но постоянно прилетают слухи, что московские структуры ЖКХ получают указания закончить работы к середине сентября, потому что с конца месяца все будет закрываться.
Алексей Ракша: Вторая волна уже есть во многих странах: Иране, Израиле, кое-где в Европе. Многие американские штаты сейчас показывают результаты хуже, чем во время первой волны. Но система здравоохранения почти во всех странах немного адаптировалась к ковиду, и летальность все-таки снизилась за счет протоколов лечения и более массового тестирования. И в разных странах совершенно разная ситуация. В большинстве стран Западной Европы, где была сильна первая волна и умерло много людей, нет никаких намеков на повторный рост.
Сергей Медведев: А где была слабая, как в Израиле, там ударило. А почему в Америке и России такие типологически схожие ситуации?
Алексей Ракша: Индекс распространения очень зависит от того, с каким количеством людей каждый человек в среднем за день встречается, общается, находится ближе 1,5 метров. И в Нью-Йорке, видимо, он был один из самых высоких в мире, потому что это мегаполис, "столица мира". И тут колоссальный контраст с какой-нибудь Оклахомой или Техасом. Москва – в меньшей степени, но разница между Москвой и Россией составляет величину, похожую на разницу между Нью-Йорком и Монтаной. Нью-Йорк выгорел, а выжженная трава заново не загорится.
Ярослав Ашихмин: Чем быстрее начинается, тем быстрее погаснет.
Алексей Ракша: Мы видим, что чем быстрее начинается, тем на сегодняшний момент больший процент людей от общего населения умирает. В Нью-Йорке смертность была колоссальной, как в Бергамо! В Москве во много раз меньше, здесь все происходило более плавно и долго: дольше разгонялось, затухает. Это не пик, а горб.
Сергей Медведев: За счет того, что вовремя был введен карантин, а не слишком поздно, как в Нью-Йорке?
Алексей Ракша: Это во-первых. А во-вторых, мобильность и коммуникативные передвижения москвичей все-таки отличаются от нью-йоркских. Москвичи меньше общаются, старики меньше выходят из дома, у нас меньше культуры общественного питания, больше людей готовят и едят дома, меньше людей летают.
Ярослав Ашихмин: Ну, и подготовка. Я помню, 52-я больница – затишье перед бурей: еще не было пика, закрыли больницу, все сидят – военное положение. Все-таки было очень серьезное отношение.
Сергей Медведев: Насколько можно ожидать структурного изменения российского здравоохранения в связи с ковидом и готовностью к возможной второй волне?
Алексей Ракша: У нас сейчас в Басманном районе идет бой за давным-давно закрытую и разрушающуюся больницу. Вчера пришел ответ, что, мол, ею не пользуются, ничего не будет сделано. Позакрывали очень многие больницы, была проведена оптимизация по лекалам и по идеологии общемировой тенденции, которая сводится к тому, что после 60-х годов ХХ века главная проблема нашего здравоохранения – это поведение людей, питающихся не тем, чем надо, курящих, употребляющих алкоголь…
Сергей Медведев: То есть болезни, связанные с образом жизни.
Алексей Ракша: Да, гиподинамия, атеросклероз и так далее. Это болезни образа жизни, которые зависят от самого человека. И лечение таких людей больше происходит не в стационаре, а амбулаторно. Вся эта концепция основана на втором эпидемиологическом переходе, она гласила, что доля проблем, связанных с инфекциями, постоянно снижается и уже снизилась до такого уровня, когда главным приоритетом становится как раз борьба с дегенеративными заболеваниями, обусловленными образом жизни.
Сергей Медведев: Но ковид-то идет вразрез с этой тенденцией.
Алексей Ракша: Первым звонком был ВИЧ, но он гораздо менее заразен. Как выяснилось, у нас не побеждены гепатиты. Потом появилась Эбола (но это экзотика), а потом – SARS. И вот сейчас мы пришли к ковиду.
Сергей Медведев: Насколько следует рассчитывать на вакцину?
Алексей Ракша: Очень сложно.
Ярослав Ашихмин: Мы пока не знаем, насколько эффективной она окажется.
Сергей Медведев: Ковид – это навсегда?
Алексей Ракша: Как минимум очень надолго. Рано или поздно он превратится в сезонный грипп, но более опасный.
Сергей Медведев: Каким интересным оказался 2020 год! Путин с нами навсегда или, по крайней мере, очень надолго, и пришел ковид, с которым мы рассчитывали справиться быстро, но он тоже получился надолго. Так что давайте следить за своим здоровьем, оказывать внимание друг другу и носить маски!
