В последние годы значительно выросло число случаев атак на журналистов. В Европе феномен принимает угрожающие масштабы. В рамках конференции «Журналисты под прицелом», которая состоялась в Вене под эгидой ОБСЕ, украинские журналисты рассказали, что количество нападений на журналистов в их стране выросло на 50% в 2018 году по сравнению с предыдущим годом. За последние 20 лет в странах ОБСЕ были убиты 400 журналистов, и в 70% случаев виновные не установлены и не привлечены к ответственности. В интервью Свободной Европе вице-президент Европейской федерации журналистов Надежда Ажгихина отметила, что одна из наиболее серьезных проблем в бывших советских республиках состоит в том, что аудитория не солидарна с журналистами, а СМИ подвергаются постоянной дискредитации со стороны олигархов и политиков.
Свободная Европа: Международные организации констатируют тревожную статистику атак на журналистов, репрессий в их отношении, угроз в их адрес – как физических, так и в онлайне. Чем можно объяснить такую ситуацию?
Надежда Ажгихина: Это происходит не только в России, не только в Украине, не только в странах, которые когда-то составляли бывший Советский Союз, – это происходит по всему миру. И вот уже несколько лет международное сообщество – и ЮНЕСКО, и комитет защиты журналистов, и Европейская федерация журналистов, и ОБСЕ говорят о том, что в цифровой век – я помню, как все ожидали, что это будет время полной демократизации, все будут иметь голос, цензура исчезнет и вообще, так сказать, все станет более благополучно, – но, как видим, в цифровой век насилие над журналистами стало расти в геометрической прогрессии.
Причем в тех странах, где никогда этого не ожидали! Например, Charlie Hebdo, Дафна Кариан Галиция [убитая мальтийская журналистка, которая боролась с коррупцией], да и вообще в Евросоюзе, который был просто оплотом свободы слова, защиты журналистов, их прав, и так далее. Свободы выражения мнений…
Наверное, что-то происходит в целом с информационным пространством и с человечеством, происходит какой-то слом цивилизационный, который связан, конечно, со значением информации. Цифровая реальность, помимо того, что она, конечно, дала возможность высказаться миллионам, десяткам миллионам или даже сотням людей, она стала полем битвы, она стала местом агрессии, нападений. Все в некоторой оторопи – это какая-то новая реальность!..
С другой стороны, те люди, которые всегда были заинтересованы в том, чтобы о них рассказывали профессиональные журналисты, – это, прежде всего, участники разных сторон конфликтов. Долгое время журналисты чувствовали себя во многих зонах конфликта относительно безопасно – конечно, их могли случайно подстрелить, но они не были никогда мишенью. Журналистов, наоборот, привечали, им старались рассказать правду – со своей стороны.
Многие молодые люди относятся к репрессивному законодательству совершено несерьезно
Сейчас, как мы знаем, террористы сами становятся ньюсмейкерами, они прекрасно владеют технологиями, они сами несут свою пропаганду, то, что они хотят сказать. Им, наоборот, не нужны журналисты, они им мешают! И вот эта публичная казнь журналистов, которая была запечатлена на пленке и показана всему миру, это был такой символический акт, это был акт устрашения, это был демонстративный момент: «Посмотрите, кто на самом деле хозяин здесь. Не вы со своими ценностями, со своими правилами!»
И журналистов стали убивать прицельно. Их стали убивать в Европе, а не только в странах типа Турции, Азербайджана… Надо обращать внимание на все случаи. Больше двадцати журналистов убиты на Северном Кавказе. Даже в России их имена неизвестны. А мы слышим сейчас невероятную историю – где эти люди? Мы сами повинны в том, что мы не знаем их имена. Я боюсь, что кроме Политковской ни одного российского погибшего журналиста широкая аудитория в Европе не помнит. Просто не знает! И это тоже трагедия.
Ведь дело в том, что эта культура безнаказанности на бывшем советском пространстве процветает, к сожалению. Это худшее препятствие свободе слова, чем даже десять конкретных атак, десять конкретных нападений. Потому что те, кто бьют, убивают и преследуют журналистов, чувствуют себя хозяевами положения.
И это происходит не только здесь. У нас есть некоторый стереотип – да, есть коррумпированные правители, которые во всем виноваты. Есть диктаторы, которые не хотят свободы слова. Но есть и оборотная сторона этого вопроса. Я много лет этим занимаюсь, и я с ужасом наблюдаю, что интерес аудитории к этой тематике исчезает. Особенно – у нас, в бывшем СССР.
Те, кто постарше, помнят, как у нас в перестройку журналисты были носителями свободы, знания, их уважали больше, чем советскую власть, советский суд и армию вместе взятых! Теперь кто уважает журналистов? Когда убивают журналиста или бьют его, что обычно говорят? «Наверное, деньги не поделили!», или «они что-то там обслуживали»…
И с радостью это нам внушают наши власти. Это дискредитирует журналистику – сказать, что все служат своему хозяину, что все выполняют какой-то заказ, что нет никакого профессионального долга, никаких стандартов, никаких принципов – это вчерашний день. Это говорят олигархи, это говорят политики – и это очень опасно!
Что в этом смысле чувствует аудитория? Она считает, что это не ее дело. «А раз это не мое дело, зачем я буду переживать, что кого-то там избили, убили, угрожают убить или изнасиловать?.. Это их личное дело!» Вот это самое опасное – пассивность.
Надо говорить правду, но если снизу какого-то движения в защиту свободы нет – ее не будет никогда
У нас аудитория вообще достаточно пассивна – ко всему!.. Иногда она просыпается по каким-то конкретным поводам, но относительно СМИ давно уже никакой активности нет. И это представляется чрезвычайно опасным. Народ возбудился, конечно, когда у нас пытались в России забанить Telegram, но поскольку этого не состоялось – все и успокоились.
И теперь многие молодые люди относятся к репрессивному законодательству совершено несерьезно, говорят, что это «какие-то люди пожилые, неразумные, которые не понимают, как работает интернет, чего-то придумывают, а к жизни отношения это не имеет». Имеет отношение то, что за журналистов не вступается их аудитория.
А в последнем докладе Ethical Journalism Network указано, что спасение журналистики, будущая устойчивость независимой журналистики – не только в том, чтобы следовать стандартам, чтобы уметь работать с большими базами данных, но это и вовлечение аудитории в разговор о медиа, и установление каких-то норм в медиа. Этого раньше не было.
Я думаю, что работой с аудиторией занимаются стартапы, это делают новые какие-то форматы, о которых у нас здесь не очень говорили, но они имеют плотный контакт с аудиторией. Аудитория даже содержит их отчасти. Я думаю, что это вернет какое-то доверие к журналистике и станет той базой, которая позволит обеспечить все-таки и безопасность журналистов. Потому что если это не поддержано обществом, никакие санкции не помогут.
Я считаю, что санкции принесли очень много вреда России и многим странам, что в Турции, что в других странах, против которых были введены санкции. Там только хуже становится ситуация с гражданским обществом и свободой слова! Там почти всех уже пересажали. И тренд – он очевиден. Он работает против тех, кого, вроде бы, должен защитить. А те, кто повинны в этих нарушениях, они теперь большие патриоты, их даже критиковать нельзя…
Свободная Европа: Очень многие журналисты говорили о том, что власти их стран не то что не расследуют дела, связанные с убийствами или какими-то действиями против журналистов, а даже пытаются это скрывать. Почему так происходит?
Надежда Ажгихина: Я думаю, что это происходит во всех странах, просто есть страны, где общество не дает власти так себя вести. Я думаю, что любая власть не хочет, чтобы про нее узнали что-то неприглядное. Нет такого политика, который бы хотел, чтобы про него знали совсем все.
Свободная Европа: Но есть же политики, которые, в принципе, говорят, что – да, критикуйте нас, потому что это нам показывает наши слабые стороны, делает нас лучше.
Надежда Ажгихина: Это говорят те политики, которые чувствуют себя достаточно уверенными в собственных силах, но это не значит, что они безгрешны, это не значит, что они не лукавят.
С другой стороны, говорят политики в тех странах и в тех ситуациях, где существуют давние традиции демократии, где есть уверенность общества, что именно вот эта открытость и прозрачность – относительная, конечно, полная [прозрачность] не может быть нигде – это залог успеха этой власти.
Мужчин бьют и критикуют за то, что у них есть какое-то неправильное мнение, а женщин – за то, что у них вообще есть какое-то мнение
Свободная Европа: Но это не наш случай…
Надежда Ажгихина: Мы еще не дошли до этой степени, к сожалению. Сейчас же по всему миру репрессивные законы о СМИ! Под видом борьбы с терроризмом, с 9/11 это все по всему миру прокатилось, и Россия была даже не первая – она просто встроилась.
Но посмотрите, как люди сопротивляются. Посмотрите на Италию – я итальянцами восхищаюсь, как они солидарны! А что сейчас говорила австрийская журналистка? Не зовите исключительно международные организации прессовать ваши правительства! Конечно, нужно говорить о том, что у вас происходит, надо говорить правду, но если снизу какого-то движения в защиту свободы нет – ее не будет никогда.
Никакие санкции ее не обеспечат. Если люди готовы консолидироваться, если люди готовы отстаивать какие-то конституционные свои интересы – мы же не говорим о чем-то незаконном, во всех без исключения странах ОБСЕ, в общем-то, достаточно правильные законы о защите свободы слова, даже защите журналистов, и так далее. Они не работают не потому, что власть плохая, или не только потому, что власть, скажем так, не хочет их применять, – а потому, что никто не подталкивает их.
Сколько журналистов, которым угрожают постоянно, не жалуются никогда! И редакторы их не поддерживают. Пока не угрожают смертью, насилием детям или родителям престарелым... Ну, типа, «сумасшедшие, весеннее обострение, они всегда грозят». Нет, не всегда! И не всем!
И на самом деле это не только из-за политических вопросов или коррупции. Это может быть очень часто по отношению к женщинам, просто за то, что «она слишком самостоятельна», или «она ведет себя слишком независимо», или «она вообще критикует церковь», – и без разницы какую – православную, католическую… Ну, типа она вообще должна сидеть и молчать!
И вот это – в три раза больше угроз женщине! – в основном даже не из-за политики, а из-за того, что «она обнаглела», что «вообще не имеет права иметь какое-то мнение». Как говорила Дунья Миятович [бывший представитель ОБСЕ по вопросам СМИ], мужчин бьют и критикуют за то, что у них есть какое-то неправильное мнение, а женщин – за то, что у них вообще есть какое-то мнение. Это так – и кто за них заступается? Отсутствие солидарности и порождает те проблемы, которых могло бы не быть.
Значит, надо заново учиться солидарности. Для человека, если ты выбрал эту профессию, самое ценное – что ты продолжаешь говорить правду. Потому что люди этого ждут. Даже если они молчат, если они боятся что-то сказать, – они на самом деле ждут этого.
Свободная Европа: Что происходит с сообществами, где пресса становится такой, какой ее хочет видеть власть?
Надежда Ажгихина: Во-первых, пресса нигде окончательно такой не становится. Даже в царской империи были случаи, даже – ну, сталинскую эпоху мы опускаем – во время застоя самиздат процветал. И все прекрасно знали, все слушали «голоса», читали… Кто хотел – тот знал, в любой точке Советского Союза!..
Мы не знаем это поколение, им 20-22 года, даже не 30, и они действительно непуганые
Но общество разлагается морально. Общество разлагается морально, когда слышит ложь, когда слышит какую-то тупую пропаганду, какие-то тупые развлекательные программы… Оно разлагается, у него утрачиваются ориентиры – что хорошо, что плохо. Нам пытаются внушить, что, скажем, обижать слабых – это хорошо. Или что служить за деньги, потеряв совесть, – это тоже хорошо. А плохо быть бедным… И пытаются это внушать детям в развлекательных программах, не только в пропагандистских передачах. Вот так общество разлагается морально. Поэтому нужны какие-то очаги морального сопротивления.
А молодые люди – они сейчас другие... Вот я смотрю на своих студентов – для них деньги не важны, они готовы работать просто так, они где-то заработают, но они хотят сделать что-то яркое. Кто-то из них хочет – многие хотят! – спасти человечество, например. И многие из них не хотят никуда уезжать из России.
Мы не знаем это поколение, им 20-22 года, даже не 30, и они действительно непуганые. Когда я им рассказываю, как мы жили в их возрасте, – вообще, они мне привыкли доверять, слушают с интересом – они не могут этого понять: как можно жить за «железным занавесом», не уехать на автобусе куда-нибудь в Европу? Тебе не дают читать то, что ты хочешь, – а как это?! Они совершенно другие!
Что меня очень как-то греет – то, что они живут в этом мире, в океане какого-то мусора информационного с рождения. Они никого не видели, кроме Путина по телевизору. Никого другого! Просто я спокойно к этому отношусь – я тоже никого не помню, кроме Брежнева, я даже Хрущева не помню. Брежнева – помню. А потом эти друг друга сменяющие старцы...
Но это ничего не значит – перестройка произошла. Но у них представление о добре и зле, подлости и гнусности, о достоинстве и вообще о роли журналистики – они правильные, то есть, как бы ничего не изменилось. И то, что они потребляют там – я не знаю что! – не читают никаких газет и, конечно, не смотрят телевизор, только в Instagram и Youtube что-то получают – это не мешает им получать информацию очень квалифицированную.
Я в них вижу очень большие перспективы. Они очень квалифицированы, многие знают по несколько языков, у них кругозор значительно шире. Им сложнее определиться, потому что возможностей много. Но я с интересом за ними наблюдаю – и я на них надеюсь!
