В Беларуси участились суды по главным "протестным статьям": за "участие в несанкционированных мероприятиях" и "использование незарегистрированной символики". 14 января Александр Лукашенко подписал новый кодекс об административных правонарушениях, штрафы за бело-красно-белые флаги существенно увеличатся. Для физических лиц теперь предусмотрен штраф в размере 190 евро (в пересчете с белорусских рублей), для юридических – 560 евро. При этом ни герб "Погоня", ни бело-красно-белый флаг официально не являются запрещенными (запрещенной символикой считается, к примеру, свастика). А в 1994 году Лукашенко давал президентскую присягу именно под бело-красно-белым флагом.
Бело-красно-белый флаг был официальным флагом Белорусской народной республики в 1918–1919 годах, а в 1991–1995 годах являлся государственным флагом Республики Беларусь. Флаг поменяли на нынешний – красно-зеленый с орнаментом – на референдуме 1995 года, который инициировал Лукашенко.
Преследования, связанные с государственной символикой Беларуси, в последнее время участились. 12 января в Дрогичине судили 16-летнего подростка Александра Нестерука за то, что он сорвал с дома культуры красно-зеленый флаг. За действие, оскорбляющее государственную символику, ему дали полгода домашней "химии" (этим словом в Беларуси обозначают наказание, когда осужденный остается дома, но должен выполнять ряд правил – например, ходить на работу, отмечаться в милиции и т.д. – Прим. РС). При этом в суде развернулись прения о том, соответствовал ли сорванный флаг эталону государственного (соотношение размера красной и зеленой полосы, например). Еще один недавний случай: в Гомеле мужчину судили за снеговика в красном шарфике.
Владельцы этих почтовых ящиков могут быть оштрафованы, согласно новому закону, принятому в Беларуси
Радио Свобода записало в Минске интервью с тремя фигурантами подобных дел. Двое из них из соображений безопасности попросили не раскрывать свою личность, однако редакции известны их имена и фамилии. Некоторые из них принимают участие в протестном движении и говорят, что как только потеплеет, массовые демонстрации несогласных возобновятся снова.
13 января Евгений побывал уже на втором заседании суда по своему делу. Его задержали за участие в акции памяти Романа Бондаренко, убитого в Минске сторонниками Лукашенко в собственном дворе в ноябре минувшего года.
На пару тысяч человек свезли кого только можно – ОМОН, внутренние войска
– Это был второй суд, первый был в декабре, но дело отправили на доследование, – рассказывает Евгений. – Суды у нас проходят очень странно, никаких свидетелей, никакой доказательной базы, а следователя зовут Иван Иванович Иванов. 15 ноября нас задержали на площади Перемен, это был третий день после убийства Романа Бондаренко. Я не могу называть этот случай трагедией или несчастным случаем, думаю, это убийство. И так, наверное, считают все в Беларуси. Я сам, как и Роман, выпускник отделения дизайна Академии искусств. Лично я его не знал, но это наш парень, у нас маленькие наборы, плотная однокашническая система, "Лебовка" – художественное училище, потом Академия – все так или иначе друг друга знают. Роман младше меня на пару лет, учился на моем отделении. К тому же я живу рядом с тем двором, где его убили. В воскресенье мы пришли возложить цветы, поставить лампадки. Не было никакой политической окраски, мы пришли почтить память Романа по христианским обычаям. Нас окружили со всех сторон, и деваться нам было некуда. На пару тысяч человек свезли кого только можно – ОМОН, внутренние войска, Балаба там переговаривался с нами (Дмитрий Балаба – командир ОМОН ГУВД Мингорисполкома, полковник милиции. – Прим. РС.). И они даже не сказали нам расходиться, а просто предложили всем культурно пройти в автозаки, чтобы им не пришлось два раза повторять. Люди встали в сцепки, но так сопротивление оказать трудно. Если даже замахнуться на сотрудника при исполнении, можно по полной огрести. Поэтому мы пошли в автозаки. Меня отвезли в Центральное РУВД, потом был суд, был только судья и его секретарь. Я пришел с котомочкой на всякий случай, но меня отправили домой до следующего суда. Я не знаю, по какому принципу они это делают, потому что моих товарищей отправили кого-то сразу в Жодино, кого-то на Окрестина (названия центров изоляции правонарушителей. – Прим. РС).
Протесты в Минске после смерти Романа Бондаренко
– Что вам вменяли?
– Как обычно, "участие в несанкционированных мероприятиях". Я лично видел, как человек шел за пивом и показал тем, кто спрашивал, где площадь Перемен находится, и его тоже задержали. Одна женщина там тоже показывала девчонкам дорогу, ее взяли, она очень просила, говорила, что ей завтра на работу, на что ей объяснили, что она не то что на работу не попадет, а на Окрестина поедет сейчас.
– Как на это реагировали люди?
– Мы уже и плакали, и смеялись, чего только не делали. Недавно там, где были муралы, местные поставили трех снеговиков в красных шарфиках. А напротив них стоят три омоновца и по рации совещаются, что с ними делать, со снеговиками. Настроения какие? Люди устали, люди болеют, у многих уже по два привода за несогласованные мероприятия. А согласовать их невозможно. Вот один человек пытался уточнить, может ли он у себя на балконе вывешивать флаг, сказали, что это тоже пикетирование. У нас давно было негласное правило "больше трех не собираться". Если во дворе пьют чай – уже можно забирать. Милиция сама устала от того, что они гоняются за флажками, за снеговиками, за ленточками. Уже и со льдом сражались, знаки дорожные собирались перекрашивать, к знаку скорой помощи пририсовывали зеленую полоску – клиника. У нас должны появиться лощеные многотомные хорошего качества фотоальбомы, где весь этот маразм будет показан. Потому что я не знаю такой страны, где бы боролись даже не с символами, а с цветами. Если тебе в нос дали, кровь пошла на белый снег, ты уже преступник, марш в тюрьму. Сейчас все равно гуляют по районам, но я думаю, протест вырулит на улицы опять.
– Этого, по вашему мнению, будет достаточно? Снова таких вот мирных маршей?
– А что нам делать? С вилами на автоматы идти, чтобы кровью тут все залить? Чтобы потом сказали: "Вы видели этих радикалов?" Я считаю, что мягкой силой все войдет в нужное русло. Все будет хорошо. К лету – точно, – говорит Евгений.
Предприниматель Вадим Зиновский был судим 13 января и отделался штрафом:
– 23.34, часть первая, флаг на окне. Ожиданий никаких не было, хотя пришла правозащитница из "Весны" и сказала, что у этой судьи такими маленькими штрафами никто никогда не отделывался, так что будем считать, что мне повезло.
– Вы сознательно рискуете, когда вывешиваете флаг?
– Я, конечно, рискую сознательно, как же еще? Надо дожимать. Флаг я вчера снял, потому что ходили, звонили в дверь боровлянские менты, и в этот же день хотели мне третью часть дать (статья 23.34, ч. 3 – повторное задержание). Я пытался с ними говорить насчет обжалования решения суда, они сказали: "Мы стоим под окнами, можем подойти и прямо сейчас протокол составить". Через недельку опять повешу.
Бело-красный белый флаг на балконе жилого дома в Минске
– А что соседи? Какие у них настроения?
– Прекрасные настроения, на лестничной клетке символики нет, но соседи предупреждают, когда шухер.
– А от милиции можно понимания ожидать?
– Нет, нельзя. Те, от кого можно было ожидать, в этом не участвуют. У всех же есть выбор, правильно? Я бы даже не сказал, что они всем рискуют. Есть ведь сегодня и поддержка, и помощь им, всякие фонды. Остались там либо бесхребетные, либо чистые прихлебатели.
– Вы ожидаете, что люди снова массово выйдут на улицы?
– Обязательно выйдут. Как только потеплеет. Сейчас мало солнца и, следовательно, энтузиазма.
– А уезжать вы не собираетесь?
– Никогда не собирался. Это моя страна.
Инженер-проектировщик Максим отсидел 15 суток за участие в несанкционированном мероприятии:
– Я участвую в протестах с 2005 года. Моя жена сначала очень опасалась, не пускала меня, потом мы увидели, сколько людей, и поняли, что мы просто победим. Иначе и быть не может. Сейчас мы просто меняем формат. Сначала перегруппировки во дворы, а сейчас посмотрите, какие сливы делает By.Pol (@BY_POL выложил запись разговора замглавы МВД Николая Карпенкова, где он открытым текстом говорит, что жестокость силовиков – прямое указание Лукашенко и что Александр Тарайковский умер от резиновой пули. – Прим. РС). Теперь, когда люди не выходят так массово, они начали поддерживать протесты вот такой информацией. Мы уже победили. Мы изменились.
– За что вас задержали?
– Это был один из дворовых маршей, не было никакой символики. Мы с женой просто пошли погулять, встретили друзей, увидели омоновцев: они бегали и искали, кого схватить. Какая-то женщина, одетая в красную куртку и белые перчатки, стала кричать им: "Вот они, протестующие! Они туда побежали! И вот они тоже!", показывая на нас. Мы, конечно, такого не ожидали, учитывая ее дресс-код. Мы оторвались, сели на троллейбус, но за нами следили "оливки" ("оливками" называют спецназ МВД из-за камуфляжной формы оливкового цвета. – Прим. РС). Спросили: "Почему вы бежите?" и задержали. Я с ними пообщался, и понял, что они просто не понимают, что происходит. Нас посадили культурно на сиденья, не били нас, попросили достать все из карманов. Они увидели, что у меня "звонилка" с собой, а не нормальный телефон, и стали кричать, что я координатор. Я сказал, что это не так, что я просто бежал, споткнулся и разбил телефон. А они говорят: "Ты от нас убегал? Так ты не первый раз ходишь? Давай рассказывай". Я говорю, я же могу сказать все, что угодно, а судья все равно решит, как следует. Они выглядели реально удивленными, кажется, они верят в честные суды. Карпенков же им рассказывает, что мы террористы. А у срочников отбирают телефоны, они вообще не понимают, что происходит.
– Можно ли сказать, что люди перестали собираться на протесты, потому что боятся?
– Не перестали. Сейчас снова выходят, и довольно большими группами. По 100–150 человек собираются во дворах. Если объявление о собрании публикуется в домовом чате, там должно быть как минимум тысяча человек, чтобы 10% пришли. Ведь кто-то боится, кто-то болеет, у кого-то работа, дети. И ведь собираются все равно!
– Сейчас вот многие поснимали флаги с окон, боятся.
– Зато бело-красно-белые гирлянды висят у многих. Штрафы я не платил и платить не собираюсь. Я принципиально полгода не плачу коммуналку в рамках этого протеста. За что им платить? Когда будет нормальная страна и налоги будут уходить туда, куда надо, буду платить.
– Счет за питание в ИВС вам пришел?
– Да, но я платить не буду. За такую еду? Там были котлеты из рыбьих голов, картона и костей, каши и пустая вода, в которой плавали четыре куска капусты. Есть это было невозможно. Причем они специально для нас закупили большое количество мисок из легкой нержавейки.
– А сотрудники милиции как себя вели?
– Мы там все время смеялись, но это потому, что мы были в стрессе, выплескивали эмоции, но никто не затыкал нам рот. Спали мы, конечно, при свете. Нас было 12 человек на шесть коек, мы спали на полу. Относились к нам как к преступникам. Когда нас забирали, на ступеньках автозака были расстелены флаги, но не подряд, а через ступеньку. Как бы они давали выбор – наступать или нет. Меня не били, но одного из наших отлупили ногами по лицу, его в больницу потом забрали, и то, потому что мы настояли. Он три часа истекал кровью. Другого били по ягодицам берцами, и он не мог сидеть. Один сотрудник сказал мне: "Я знаю, что среди вас есть нерадикалы, но и среди нас есть нормальные ребята". И у него был такой вид, как будто он этим заявлением как бы извиняется передо мной, говорит мне: я нормальный, ты – нормальный. Мы же тебя не били, ты же не обижаешься? В любом случае, когда все это закончится, они друг друга сольют, они будут выгораживать себя и подставлять соседа. Они все собирают компромат друг на друга и боятся сейчас показать жестокость, потому что его напарник его же первый и сольет. Возможно, поначалу они просто об этом не думали, – рассказывает Максим.