Прошлое в новых форматах. Почему частная история честнее государственной

25 февраля в Москве начался опрос граждан: кому стоять на Лубянской площади. На голосование вынесены две "кандидатуры" – демонтированный в 1991 году памятник основателю ВЧК Феликсу Дзержинскому и памятник князю Александру Невскому, который пока не существует. Другие варианты – не устанавливать памятник вовсе, установить фонтан, установить памятник другому историческому лицу – были отвергнуты. Пока власть расставляет приоритеты привычным монументальным способом, внутри самого общества идет иное осмысление событий: в современных форматах, вне официальных догм и на волонтерских началах.

Нигде так не очевидна разница мировоззрений и технологий, как в пространстве исторической памяти. Военно-историческое общество, объединившись с Московской патриархией, объявило конкурс к 800-летию со дня рождения Александра Невского – "на создание художественных, монументальных и музыкальных произведений". Коммунисты в Каргополе проводят опросы на предмет установки в городском парке памятника Сталину, а в Москве выбирают достойную Лубянской площади фигуру – святого Русской православной церкви или главу карательного учреждения.

Несмотря на всплеск внимания к этим событиям, настоящий интерес к истории растет в интернет-пространстве в самых разных форматах: игры, сторителлинг, лекции, подкасты. Не случайно подкаст "Закат империи", созданный IT-специалистом, преподавателем Бауманского университета Андреем Аксеновым, вошел в число самых популярных (не только исторических) по версии Apple. Проект рассказывает о последних десятилетиях царской России, которые автор анонсирует как "революция, секс, наркотики и панк-рок в Российской империи".

– Мне не хотелось делать подкаст про IT, потому что там много всякого разного, а вот исторических подкастов мало, и хороших, и плохих. К тому же я знаю в подробностях этот период, просто для собственного удовольствия много книжек прочитал. Сначала, честно говоря, хотел сделать первый сезон, 10 выпусков, а потом еще один через полгодика. Но началась эпидемия, и у меня появилось больше времени, как-то так пошло и пошло.

Обычно это короткие истории, в моей голове они складываются в целостную картину. Когда речь шла про 1905 год, я не стал ничего рассказывать про студенческие беспорядки XIX века, хотя именно с них началось серьезное подпольное движение, а посвятил им специальный выпуск. Очевидная мысль: после событий 1899 года многие студенты были отчислены и арестованы, пополнив революционные партии, клубы, профсоюзы. И все их попытки каким-то образом влиять на политику или даже просто на общественно-социальное положение в стране постоянно натыкались на запреты. Поэтому к 1905 году, с которого обычно отсчитывают революцию, вся инфраструктура, в принципе, была уже готова. Не люблю проводить параллели с сегодняшним временем, но иногда выводы сами напрашиваются.

Я думаю, прелесть и популярность этого подкаста состоит в том, что в нем слышно мое эмоциональное отношение к героям. В большей или меньшей степени я симпатизирую почти всем, о ком рассказываю. Но моя ситуация не самая стандартная, просто я сделал то, что нужно, в нужный момент в нужной области. Сейчас мой основной и единственный доход – это сам подкаст плюс лекции и статьи, которые мне заказывают благодаря ему. Может быть, у меня не самые высокие запросы, поскольку у преподавателей университета не самые большие зарплаты, но сумма получается, в общем, сравнимая, и я доволен.

Андрей Аксенов про "революцию, секс, наркотики и панк-рок в Российской империи"

На самом деле монетизировать исторический контент в Рунете крайне сложно, считает инвестор ранних стадий, член жюри Международного исторического хакатона в Москве Сергей Воропаев. Нет достаточно заинтересованной аудитории, готовой платить. А фондам и общественным институциям, добавляет сотрудник "Мемориала"(Международный Мемориал внесен в реестр, предусмотренный п. 10 ст.13.1 ФЗ "Об НКО"), историк, организатор Digital History Meetup Эвелина Руденко, новые форматы даются трудно, поскольку на их создание требуется много времени и денег.

– Так что этим занимаются активисты, и не обязательно историки. У таких людей, как правило, есть своя точка зрения на те или иные события, и часто она не совпадает с официально принятой. Вроде все понятно с репрессиями, что это ужасно и неправомерно, но в какие-то моменты вдруг задаешься вопросами, какая реакция может прийти со стороны государства. При том, что репрессии и Вторая мировая война чаще других попадают в фокус волонтерских исследований. И всегда, когда речь в проекте идет о Второй мировой, это контрнарратив, рассказ о войне как трагедии, а не триумфе, как обычно звучит пропаганда.

И здесь мы попадем на опасную территорию. У нас, например, в подкасте "Остарбайтеры" есть эпизод про то, как красноармеец убивает остовку после освобождения просто потому, что был пьян. И мы, когда его делали, думали: боже мой, вызовет это возмущение как клевета на святое или не вызовет? Всякий раз, когда человек заходит на эту территорию, возникает страх, что может что-то прилететь из Уголовного кодекса. Эти темы болезненные, потому что нет консенсуса, нормальных точек зрения, и ты все время как будто в потемках блуждаешь, кругом разные табу, очень болезненные, которые трудно разрушить.

Эвелина Руденко про исторические проекты и современный контекст

Здесь следует отметить, что из пяти команд-победителей международного исторического хакатона Digital History Meetup три – из Беларуси. Для Марии Ивановой, художницы, аниматора, это не первый волонтерский проект на историческую тему – медиаперфоманс, экспериментальная музыка, квест, инсталляции и другие современные форматы вошли в двухдневный проект, посвященный Октябрьской революции. Организатором выступил Свято-Елисаветинский монастырь.

– Так как монастырь открыт для разных проектов, то мы решили сделать проект о революции 1917 года, поскольку очень многие не знают, как это было и какие последствия принесло. Использовали современные подходы – интерактивные видеоинсталляции, выставки. Был вагон, посвященный послереволюционным репрессиям: люди заходили в темноту, слушали музыку, дотрагивались до предметов – погружались в страшное, беспросветное время. Приехало много музыкантов-волонтеров, даже Макс Корж. И чтобы со стороны властей к нам не возникало вопросов, мы решили говорить словами очевидцев, не делая никаких выводов. Правда, были очень провокационные плакаты, оформленные в советском стиле шрифтом Родченко…

Но после такого масштабного проекта я большого "выхлопа" не почувствовала. Хотя потребность людей знать, заполнять исторические провалы, рефлексировать была очевидна. Видимо, что-то повторяется, чувствуется непроработанное прошлое, и людям важно восстановить с ним связь. Время пришло. Поэтому появилась идея создать что-то для более полного погружения в историю, но в формате, доступном широкому кругу.

Цифровые и мультимедийные проекты требуют немалых вложений и участия классных специалистов. Тем не менее, считает Мария Иванова, сделать по-настоящему эффективный проект могут только увлеченные волонтеры. Премия за победу в Digital History Meetup дала возможность ее команде доделать мультимедийный путеводитель по месту бывшего лагеря для военнопленных Stalag 352. Окончательный вариант будет доступен в телефонной версии.

– Мы говорим маленькими новеллами на 10–15 минут просмотра. Сейчас эта история пленного врача, такого героического, что заключенные добились, чтобы его похоронили в отдельном гробу и с оркестром – это в лагере-то!

Stalag 352, snippet of the project

Еще есть воспоминания о том, как заключенные из мастерской сбежали на бронемашине, проломив все заборы. Также из нашего концлагеря был побег акробатов, которые, выступая перед охранниками, просто ускакали от них и скрылись в лесах. Такие очень красивые, живые истории, из которых мы хотим сделать новеллы, – это, мне кажется, максимально удобная и понятная форма подачи при современной информационной засоренности.

Мария Иванова об историческом активизме и волонтерских проектах

Надо заметить, что разнообразие цифровых форматов отвечает либо пользовательским запросам, либо авторским амбициям. Последние, правда, находятся в сильной зависимости от финансирования. Документальный проект "1968. Digital", состоящий из историй реальных героев, которые они рассказывают через экран современного смартфона – Энди Уорхол постит фотографии с выставок в инстаграм, а у "Битлз" есть чат в WhatsApp, – оказался слишком дорогостоящим и продолжения не получил.

Другое дело – общественные проекты, возникшие в результате коллективных усилий. Краеведческий портал "Родная Вятка", например, существует около десяти лет и, несмотря на внешнюю простоту, пользуется популярностью – здесь просматривают 20 000 страниц ежедневно, и редкий день обходится без новых записей в блогах. Из последнего:

"На собрании членов РКП(б) решено отчислить из общегубернской хлебной разверстки (1) 10 тысяч пудов германскому пролетариату. В тот момент, когда там вспыхнет революция, хлеб немедленно будет двинут на помощь восставшим. Отчисленный фонд назвать хлебным фондом Карла Либкнехта".

Или:

"1762 году июля дня Казанского уезду... числа разными случами убылых и после того вновь рожденных и обявленым по самой истине без всякой утайки а буде впредь кем собличем явимся в том повинен будет положенного по указом тяжкаго штрафа без всякого милосердия" (Из ревизии 1762 года).

Впрочем, значительная часть архивных документов, в том числе переписи и ревизии Вятского края, начиная с XVI века, усилиями волонтеров (среди них нет историков) уже переведены в текстовой формат и привязаны к динамической карте, на которой можно найти даже давно исчезнувшие деревни. Есть здесь и старые карты, часть их имеет географическую привязку, каталог метрических книг, форум, поиск жертв политического террора по базе данных общества "Мемориал" и даже сводные данные по церковным приходам. Все для того, чтобы отыскать собственные корни и восстановить семейную историю.

Это еще одна отличительная черта неформальных проектов – интерес к обычному человеку, попавшему в жернова истории. Не случайно самый известный российский комикс на историческую тему "Сурвило" переведен на три языка – французский, норвежский, шведский. Личную историю бабушки Ольги Лаврентьевой, которая считалась дочерью врага народа, а во время блокады работала в тюремной больнице, собираются также перевести на немецкий и польский. Что касается популярности жанра, то недавно в библиотеке издания "Дилетант" вышел первый из серии графических исторических романов – "Спасти цесаревича Алексея".

Комиксы – еще один активно развивающийся формат исторического повествования, и появление такового, полагает главный редактор издательства "Бумкнига" Дмитрий Яковлев, подкреплено не только желанием авторов, но и читательским спросом:

– Если мы отправимся во Францию, там огромное количество комиксов на исторические темы. Даже несмотря на сложности, связанные с коронавирусом, рынок продолжал расти. В прошлом году, например, вышел графический роман "Война Алана" Эмманюэля Гибера, мы издали его на русском.

Кстати, это первый французский автор, который был удостоен выставки в Академии изящных искусств в Париже. Свою историю рассказывает уже пожилой мужчина, который в 20-летнем возрасте отправился в Европу на Вторую мировую войну. И это даже не столько о войне, потому что он, по сути, ее не застал, а о том, что происходило в Европе в конце войны и в послевоенное время.

Самый известный комикс на историческую тему – это "Маус" Шпигельмана, он получил Пулитцеровскую премию. Тоже личная история – отца Шпигельмана, который пережил Холокост.

Еще есть отдельное направление, которое называется "графический репортаж". Один из главных авторов – мальтийско-американский журналист, писатель Джо Сакко. Он едет в места, про которые пишет, берет интервью, а дальше эти интервью рассказывает в форме комикса. В марте в нашем издательстве выйдет его книжка "Горажде: зона безопасности", посвященная боснийской войне и, в частности, геноциду боснийских мусульман.

Есть огромное количество людей, которым язык комикса ближе, чем литература или кино, и они предпочитают рассказывать собственные истории именно языком комикса. И все книги, которые я перечислил, вполне коммерчески успешны.

Дмитрий Яковлев о графических романах и личных историях

Так получается, что пока власть громоздит на площадях памятники тиранам прошлого и экранизируют советские мифы, в обществе набирает популярность исторический активизм – с иными акцентами и в современном формате. Другое дело, что ограничение просветительской деятельности, которое наступит с принятием соответствующего законопроекта, поясняет историк Ирина Щербакова, сотрудник Мемориала (Международный Мемориал внесен в реестр, предусмотренный п. 10 ст. 13.1 ФЗ "Об НКО"), запустит механизмы реальной цензуры.

– Истреблению подвергнутся проекты, не соответствующие официальной исторической политике, которая рассматривает историю в качестве определенной идеологии. Власть боится вольной трактовки событий, применительно к ХХ веку особенно, поэтому пускает в действие охранные механизмы. Ситуация походит на оруэлловскую – никто ничего не должен помнить из того, что было вчера.

Впрочем, нервозность властей можно понять – сегодня доступны сотни тысяч источников, документов, исследований, и спрятать все это невозможно, если только отрезать интернет. Люди все равно будут искать и находить информацию, публичный запрет коснется главным образом тех, кто "производит смыслы". И надо сказать, что история – это только начало, подобный подход затронет и пчеловодов тоже. В советское время мы это уже проходили.