Холодная война в юридической плоскости. История американских санкций

Иван Толстой: Гость нашей программы сегодня – журналист и автор-исполнитель собственных песен Нателла Болтянская.

Все говорят: санкции, санкции... До осознания последствий сегодняшних западных санкций должно, вероятно, пройти немало времени, а вот санкции вчерашние, исторические, понять или хотя бы обозреть можно. Моя собеседница Нателла Болтянская уже несколько лет занимается историей холодной войны, пишет, снимает видеофильмы и выступает с рассказами о политической и дипломатической истории американских санкций в отношении Советского Союза.

Нателла, давайте начнем с того, что вы просто представите этот проект, чтобы мне было дальше легче задавать вопросы.

Нателла Болтянская: В течение трех лет, с 2013 по 2015 год, я была автором и продюсером документального сериала, который назывался "Параллели, события, люди", посвященного диссидентскому движению в Советском Союзе. Понятно, что сериал предусматривает видео, с видео не очень хорошо, и когда я уже закончила этот сериал, я поняла, что у меня осталось очень много вопросов и интереса. Я была приглашена в Институт Кеннана на краткосрочную стипендию имени Галины Старовойтовой по теме "Международная поддержка диссидентского движения". Три месяца пролетели быстро, и на излете я получила приглашение от одного из руководителей Юридической библиотеки Конгресса, замечательного мистера Питера Рудика, который спросил: "Все ли вы сделали?" – "Нет, не все". – "Хотите у нас?" – "Хочу". И, уже работая в Библиотеке Конгресса, я поняла, что международная поддержка – это очень широко, должна быть какая-то более узкая фокусировка. И я решила, что это будут американские законодатели.

Сделано это по ряду причин. Первая причина – история поддержки американским Конгрессом этого правозащитного движения может быть отслежена от первых персональных акций, когда кто-то говорит: "Долой! Хватит! Прекратите!", до законодательных актов. То есть, выражаясь современным языком, это история санкций. И мне кажется, что сейчас достаточно любопытно, как это делалось, как это работало и как это не работало.

Второй пункт, который мне кажется важным, – подчеркнуть принцип разделения властей. Потому что, как вы лучше меня знаете, советская власть отрицала этот принцип, а современная российская власть вроде как говорит, что у нас все есть, но на самом деле мы знаем, как работают российские суды. Даже самая известная история поправки Джексона – Вэника это история двухлетнего острейшего, напряженнейшего противостояния власти законодательной и власти исполнительной. Там много интересных деталей.

Еще один момент, который мне кажется важным. На сегодняшний день существует четыре способа экспорта прав человека в другую страну. Они общеизвестны, и общеизвестны их недостатки. Ввести войска. Например, 1968 год, Чехословакия. Минусы этого метода понятны: можно упрекнуть страну, вводящую войска, в том, что она преследует отнюдь не интересы правозащиты, риск кровопролития.

Второй метод – это прием беженцев. Европа знает, что такое прием беженцев, на собственном опыте сейчас. Минусы этого метода тоже понятны.

Третий способ – это поддержка внутренних диссидентов извне. Этот способ тоже имеет всякие недостатки.

И, наконец, четвертый способ – это санкции. Мы видим, что все четыре способа несколько уязвимы. И у меня такое ощущение, что исследование истории противодействия на примере законодательной американской власти может дать какое-то ноу-хау, какую-то возможность пересмотра способов влиять. Потому что горячая война – это просто, холодная война – это тоже просто, а возможность как-то повлиять на другое государство (как мне хочется верить, в благих целях) это очень хорошее начинание.

Иван Толстой: Нателла, когда исторически Америка повернулась в сторону Советского Союза вот в этом ракурсе? Когда ее заинтересовали права человека в Советском Союзе?

Нателла Болтянская: Еще до возникновения Советского Союза, что самое смешное. Дело в том, что в конце 70-х годов 19-го века появляются первые резолюции, связанные с еврейскими погромами в Российской империи. Это 1879 год, когда человек по фамилии Паттерсон заявил о недопустимости погромов. Насколько я помню, тогда были не отпущены фонды на доставку продовольствия в Россию. Вот вам классическая история санкций.

Есть еще одна история, тоже дореволюционная, но такая амбивалентная. В 1911 году Конгресс прекратил действие русско-американского договора 1832 года. Договор этот, будете смеяться, предусматривал режим наибольшего благоприятствования для Российской империи. А почему его прекратили? Там такая интрига. В 1910-е годы почему-то приезжает огромное количество американцев в Российскую империю. Среди них много иудеев. А российское правительство, как известно, применяет такую штуку, как черта оседлости. И когда приезжают ребята понятного вида из США, оно с ними обращается примерно так же, как и с российскими евреями. Американцы страшно возмущаются: как же так, мы приехали по бизнесу, а нас не пускают? Наши говорят: мол, извините, как с нашими евреями, так и с вашими. В ответ на это в 1911 году 80-летний договор прекращает свое действие.

Кроме того, в 1917 году принят "Акт о торговле с врагом". Название говорит само за себя. Его действие предусматривает дачу определенных полномочий президенту в случае необходимости торговли с враждебной державой. Далее там есть огромное количество привходящих обстоятельств. Собственно, антикоммунистическая деятельность американского Конгресса тоже делится на ряд направлений. Направление номер один – это борьба с внутренним коммунизмом. Понятно, что коммунистическая пропаганда работает, понятно, что в конце 20-х годов, когда появляется "Амторг" в Нью-Йорке, когда американцы спят в этих угольных шахтах… Есть такая замечательная книга Тима Зулиадиса The Forsaken, "Покинутые", она про все это рассказывает. Что в Америке Великая депрессия, и вдруг офис "Амторга", который на Манхэттене, говорит: ребята, приезжайте в Советский Союз, мы вас ждём. Стоит очередь, там конкурс был 25 человек на место. Шесть тысяч отобрали сразу, а остальным сказали: приезжайте по туристической визе, мы вас примем, вы найдете работу. И эти счастливцы, стоя на борту парохода, рвут свои паспорта американские, они едут навстречу новой жизни. Потом они приехали, все замечательно, а спустя какое-то время им говорят: если вы хотите продолжать, вы примите, пожалуйста, советское гражданство. А после того, как они приняли советское гражданство, известно что происходит.

Иван Толстой: А что известно? Что происходит? Потому что не все наши слушатели понимают.

Нателла Болтянская: Человек, который принял советское гражданство и отказался от американского, становится под властью советской Фемиды – его можно арестовать, судить "тройкой", расстрелять. Более того, в 1934 году, когда устанавливаются дипломатические отношения, кто-то идет в посольство. Зулиадис напрямую обвиняет как посольство, так и Госдепартамент в полном бездействии. Известно, что первый посол США в Союзе, то ли Дэвис, то ли Буллит, посылает запрос в Госдепартамент. Дело в том, что у многих из этих американцев просто нет денег на то, чтобы вернуться, и Госдепартамент переадресовывает это все дело обществу Красного Креста, а общество Красного Креста говорит: а мы тут при чем?

И существует энное количество американцев, прошедших через ГУЛАГ. Из самых известных можно назвать художника Томаса Сговио; был такой (очень драматическая история) Александр Долгин, который сам-то вообще ни в чем виноват не был, папа с мамой приехали, а его, 17-летнего, в 1947 году арестовали, и только в 61-м или 71-м он смог вернуться. Ему было 17–18 лет, он работал в американском посольстве, его взяли, и никто бы вообще не узнал, где он находится, если бы не его старшая сестра Стелла, которая во время войны вышла замуж за англичанина. Потребовалось личное обращение британского посла к Сталину, чтобы разрешили этот брак. Она уехала. И она не получила от него открыточку на Рождество. Она теребила всех американских президентов, которые были в ее время. С большим трудом она его вытащила. Потом он работал, по-моему, в National Institute оf Health в Вашингтоне, пытался что-то стребовать с американского правительства, что не предупредили.

А вот с "не предупредили" тут тоже интересная коллизия. Мне не удалось найти документы, но я разговаривала с парочкой стариков, которые говорят, что когда они запрашивали загранпаспорт, им честно говорили: ребята, если вы туда поедете, мы за вас отвечать уже не можем, мы уже не сможем вам помочь.

Иван Толстой: То есть все-таки они были предупреждены?

Нателла Болтянская: В известной степени – да, но документов, подтверждающих это, нет. Кроме того, известно, что был своего рода фактор новизны установленных дипломатических отношений, был такой пароксизм взаимной любви. Потом, кстати говоря, есть один замечательный законодательный акт, Тарифный акт 1930 года, который, в числе прочего, говорит, что Америка не покупает товары, произведенные рабским трудом. И в конце 30-х годов под этот акт попадает советский лес. Но попадает очень ненадолго, потому что Эйзенхауэр склонен сотрудничать с Советским Союзом, он его вроде как не применяет, потом Вторая мировая война, мы – союзники, а в 50-е годы этот акт приобретает новое звучание, потому что поступает информация, что советское крабовое мясо производится трудом японских военнопленных. И этот акт, между прочим, до сих пор функционирует. Таким образом, есть правозащитное звучание у скучного Тарифного акта.

Потом, прежде чем совсем уже нырнуть в Конгресс, есть один фактор, такой камень в огород наших с вами коллег. Дело в том, что в конце 20-х годов в Советском Союзе работает журналист Уолтер Дюранти. Он получает Пулитцеровскую премию за серию репортажей о Советском Союзе, потом получает награду из рук Сталина. Он очень много пишет о голоде. Меня поразило название одной из его статей: Russians hungry, but not starving – "Русские голодны, но не умирают с голоду". Это в то время, когда были случаи каннибализма. В 80-е годы "Нью-Йорк таймс", на которую он работает, вынуждена признать, что не соответствуют правде его характеристики советской действительности в 20-е годы. Я знаю, что была кампания, чтобы отозвать Пулитцеровскую премию, но Пулитцеровский комитет строго сказал, что они не находят злого умысла. Хотя уже опубликованы британские документы, в которых один из британских дипломатов говорит, что беседовал с Дюранти и что тот говорит, что чудовищная картина голода, и что это тем страшнее, что звучит из уст Уолтера Дюранти, известного апологета советской власти.

Я вернусь в 1931 год. В 1931 году появляется на политической арене мой любимчик – Гамильтон Фиш Третий, конгрессмен-республиканец. Он в 1931 году на одном из заседаний Конгресса произносит такие слова, что я, мол, полностью поддерживаю Владимира Ильича Ленина. И поддерживает он его не в чем ином, как в том, что капиталистический мир погубит тяга к наживе. Потому что мы, говорит Фиш, даем им кредиты, оборудование, специалистов, а они, используя дешевый рабский труд, поставляют на рынок конкурентоспособный товар, который нас же и погубит.

Надо сказать, что Гамильтон Фиш Третий был человеком, который основал комитет со сложным названием, который был предшественником Комитета по антиамериканской деятельности. И сделал он это в конце 30-х годов. Приверженность Фиша к республиканским ценностям такова, что когда в 1988 году его внук Гамильтон Фиш, видимо, Пятый пошёл баллотироваться в Конгресс от демократов, дед обозвал его "коммунистической сволочью" и дал сто долларов его конкуренту. Вот вам довоенная картина.

Потом Вторая мировая, мы – союзники, а потом начинается мрачный период позднего сталинизма, когда идет дело Еврейского антифашистского комитета, "дело врачей". Что происходит в Конгрессе? Многие из них видели этих выдающихся советских интеллектуалов, которые приезжали со сбором денег во время войны. Шестнадцать миллионов они только в Америке собрали. Где они? И они обращаются публично, в том числе, к советским. А те говорят: вот, Маркиша я вчера видел. А Маркиш уже расстрелян в это время. В конце 1952-го – начале 1953-го года – "дело врачей". И что интересно – идут массовые митинги и пикеты. Пикетируют корпункты просоветских газет (Daily Worker), представительство ООН в Нью-Йорке, идут два массовых шествия по Манхэттену и по Бруклину, пять тысяч и четыре тысячи человек. Это много для 1953 года. В этих акциях конгрессмены тоже принимают участие.

Иван Толстой: Я хочу на минутку прервать рассказ Нателлы Болтянской и поставить ее песню "Путь самурая" – о японском консуле, спасавшем восточноевропейских евреев, выписывая им японские визы. Это еще один праведник, о поступке которого стало известно через много лет после трагедии Холокоста.

(Песня "Путь самурая")

Нателла Болтянская: Потом начинается следующий этап, и тут надо представить еще одного персонажа, замечательного человека Чарльза Джозефа Керстена. Он – республиканец, и не просто республиканец, он приверженец сенатора Маккарти. Но он поумнее сенатора Маккарти, потому что вместо того, чтобы ловить ведьм на вверенной ему территории, он довольно быстро приходит к выводу, что надо бы разобраться с коммунизмом внешним, и он учреждает комитет, который потом в обиходе называется Керстенский комитет, который проводит два конгрессовских расследования. Одно из них – о насильственной инкорпорации стран Балтии в Советский Союз. Второе расследование – положение евреев при коммунистах. Эти два расследования по большому счету ничего революционного не расследовали, но на тот момент они привлекли довольно большое внимание. Когда я читала материалы, меня поразила одна фотография. Там виден Керстен, который сидит, а напротив него женщина, которая одета в то, что мне кажется чадрой, и я пытаюсь выяснить, почему же у нее чадра, когда она говорит о насильственной инкорпорации стран Балтии. А потом очень быстро выясняю, что это не чадра, это гражданка Америки, у которой родственники в советской Прибалтике, она просто боится, чтобы не увидели ее лицо, чтобы ее не опознали.

Иван Толстой: Да, очень часто перед журналистами такое бывало. Например, знаменитый перебежчик 1945 года Игорь Гузенко, в Оттаве он бежал, шифровальщик советского посольства, он сидит с мешком на голове, как в фильме про террористов. Автор романа "Падение Титана".

Нателла Болтянская: Проходят эти два расследования, но они ведь тоже не единственные. Конгресс того периода… Тут есть довольно спорные мои выводы. Из чего родилась эта активность, связанная с расследованием коммунистических преступлений? Она родилась в некоторой степени из-за Нюрнбергского процесса. Потому что большая польская диаспора в Америке очень возмущена тем, что американцы согласились с советским решением по Катынскому расстрелу. И существует комитет, который расследует, что там происходит. Там происходят какие-то детективы. Кто-то подает документы про то, что реально произошло в этих местах, кто же расстрелял польских военнослужащих, эти документы пропадают… Но люди, которые впоследствии войдут в Керстенский комитет, половина из них - это члены Комитета по Катыни. Их там несколько конгрессменов, причем не все из них имеют польское происхождение, есть и вполне себе люди с англосаксонскими именами и фамилиями. Короче говоря, Керстенский комитет довольно плотненько ведет это расследование.

Меня могут даже упрекнуть, что существует энное количество конгрессменов, которым очень нравится их комьюнити, которая за них голосует, и они выполняют то, что называется "наказом избирателей". Ничего подобного! Сам Керстен так увлекся расследованиями коммунизма, что проиграл следующие выборы. И были еще такие Фред Басби и Эдвард Бонин, которые тоже проиграли эти выборы. В принципе, сфера интересов Конгресса применительно к Советскому Союзу в этот период – это порабощенные народы как Советского Союза, так и Восточной Европы. Более того, очень быстро такой неаккуратный термин, как "нерусские народы", перестаёт звучать, потому что те, кто расследуют все это дело, очень быстро приходят к выводу, что русский народ является такой же жертвой коммунизма, как и все остальные.

Иван Толстой: А Александр Исаевич уверял, что американцы никогда такой позиции не заняли.

Нателла Болтянская: Еще как заняли! Она есть в документах и в выводах, например, в первом расследовании Керстена об инкорпорации стран Балтии. Есть и в дальнейших документах. То есть в 50-е годы разговор идет о порабощенных народах. В итоге в 1969 году это закрепляется (до этого это есть неформально), возникает такое явление, как "Неделя порабощенных народов". Каждая третья неделя июля является "Неделей народов", которые насильственно подвержены некоей системе, некоему строю, и которая будет проходить до тех пор, пока они не перестанут быть порабощенными.

Иван Толстой: Пока мы не пошли дальше, я хотел сделать два прыжка назад, в довоенное время уйти. Вы говорили об арестах американских граждан после того, как они приняли советское гражданство. Только ли арестовывали тех, кто принял советское гражданство, или против американцев-американцев тоже были какие-то нехорошие шаги и действия?

Нателла Болтянская: Они тоже, безусловно, были, шпиономания существовала, но имен я вам сейчас не назову. Я вам назвала Томаса Сговио, Александра Долгина и Джона Нобла (хотя там было не совсем все гладко, Нобла арестовали в Германии). Был еще такой Исайя Оггинс. Был Виктор Херман, он был, по-моему, по прыжкам с парашютом.

И была феерическая история, она, правда, не довоенная. Я на нее совершенно случайно наткнулась. Есть такой документ, спасибо Александру Юльевичу Даниелю, он мне его дал во временное пользование, – база мордовских лагерей. Это список всех тех, кто сидел в мордовских лагерях с сорок какого-то по 1991 год. Там порядка 12 тысяч человек, и я там искала совершенно третью надобность. Но я наткнулась на потрясающего персонажа. Там таблица – фамилия, имя отчество, гражданство. Уильям Эндрю Вердин, гражданство – США, национальность – индеец, служил в американской оккупационной зоне в Берлине, арестован в 1952 году за пересечение демаркационной линии и антисоветскую агитацию. Срок – 25 лет. Почему-то сидит он в Дубровлаге с 1949 года, и в 1956 году его отпускают на волю.

Меня страшно заинтересовала эта история. Первое, что я сделала, – позвонила Даниелю и говорю: "А что это значит?". Он говорит: "Ну как, человек действительно служил радистом-шофером в американской зоне, пошел в советскую зону по девочкам, его взял советский патруль, а он ему объяснил, где он его видел". – "Интересно, на каком языке он объяснил, что его поняли?" – "Это не важно. Ему дали 25 лет, а потом шли запросы с американской стороны, и они ему задним числом нарисовали уголовное дело".

А теперь только не смейтесь: он жив. Он 1924 года рождения. Я обнаружила, что он жив, года четыре назад, и я нашла его место жительства. А я ужасно не люблю писать электронные письма, особенно совсем старым людям. Я решила, что я позвоню. Потом я поняла, что если я позвоню и скажу, что я русский журналист, – не дай бог. Я попросила позвонить четырех, наверное, своих американских друзей, чтобы это был местный звонок и чтобы не было сразу такого страха. Выяснилось, что дяденька уже в глубоком состоянии старческой расслабленности и разговаривать со мной не может.

Тот же Джон Нобл, которого я упомянула, там тоже интересная история. Его арестовали в Германии потому, что хотели отнять фабрику, которая принадлежала ему, американцу, и его отцу, гражданину Германии, после войны.

Про довоенные аресты есть данные, что в Соловецком, по-моему, лагере сидело 2000 американцев до войны. Никакого подтверждения этим слухам я не нашла. Я искала. Есть некоторые граждане, которые оказывались невольными жертвами в третьих странах. Но это уже другая история. Так что имена я вам не назову, но то, что американцы тоже привлекали внимание, безусловно. В чьих-то воспоминаниях (в шаламовских?) есть, что у них там сидел индийский вице-король.

Иван Толстой: Вот что говорил Гесс Холл – руководитель Коммунистической партии США. Показания в Палате представителей Конгресса, после расстрелянной забастовки, 1937 год.

"Вопрос: Но, если вы предпочитаете идти по российскому пути, может быть, вам уехать в Россию?

Гесс Холл: Я предпочитаю Америку, но – с советским правительством.

Вопрос: Вы хотите сражаться, чтобы свергнуть наше правительство... Вы готовы взяться за оружие и свергнуть конституционную власть?

Гесс Холл: Когда время придет – да".

Нателла Болтянская продолжает. Дальше. 60-е годы.

Нателла Болтянская: Подождите, вы меня очень вовремя остановили. Дело в том, что я упустила массу важных подробностей про 50-е годы.

Резолюция феерическая. Этого парня звали Питер Родино, он был конгрессмен, красавец итальянского происхождения, и он изобрел потрясающую историю, которая кажется совершеннейшей фантасмагорией, хотя, будете смеяться, она была тем или иным способом осуществлена. Питер Родино сообщил, что коль скоро мы недоедаем, в хорошем смысле, давайте отправлять излишки наших продуктов на воздушных шарах в Советский Союз. Но поскольку у них там еще дефицит информации, то мы будем прикладывать к этим продуктовым посылкам информационные бюллетени. То есть и телу, и душе. И это была бы чрезвычайно смешная инициатива, если бы, как мы с вами знаем, НТС не запускал этот самый шаровой десант на территорию Советского Союза.

Иван Толстой: И не только НТС, но и "Радио Освобождение".

Нателла Болтянская: И делали они это на деньги американского налогоплательщика, так или иначе.

Еще одна очень важная история про 50-е годы. Вы наверняка знали человека, который работал под псевдонимом Леонид Владимиров (Финкельштейн), рассказывал с присущим ему обаянием, что когда появилось радио, тогда еще "Освобождение", оно ведь появилось с целью доказать советскому слушателю, что никто на вас нападать не собирается. И в 1955 году ЦРУ выпускает первый доклад. Это была серия докладов, которые называются "Потенциал антикоммунистического сопротивления в китайско-советском блоке". Сам по себе доклад бешено интересный, там можно посмотреть потенциал сопротивления в Албании в 1955 году. Но нас интересует Советский Союз. Доклад выглядит довольно плотно структурированным. Там есть категории населения и их потенциал в качестве сопротивленцев. Там есть основная терминология – "активное сопротивление", "пассивное сопротивление", "диссидентство". И там, во-первых, в качестве активных потенциальных сопротивленцев оцениваются более или менее положительно только прибалтийские народы, все остальные – низкий потенциал. Плюс к этому оценивается потенциал сопротивления в мирное время, в случае холодной войны, в случае горячей войны и в случае ядерной войны. И в случае ядерной войны во всех этих докладах написано, что потенциал сопротивления даже для стран Балтии крайне низкий. Поэтому можно с уверенностью сказать, что ЦРУ не рассматривало как метод борьбы с советской властью ядерную бомбардировку Советского Союза. Вот что я забыла сказать про 50-е годы еще.

Иван Толстой: Интересно, что этот доклад, эти выводы, это направление мысли основано, безусловно, на итогах Гарвардского проекта, то есть опроса советских военнопленных, перемещенных лиц, тех, кто оказался в Европе после войны.

Нателла Болтянская: Я, с вашего позволения, не буду вам рассказывать про то, что я нарыла про Радио Свобода, вы лучше меня знаете.

Иван Толстой: Нет, с моего позволения я бы попросил вас рассказать, потому что очень интересно, как в эту структуру вписывается роль и значение радиостанций, и прежде всего, "Голоса Америки", возникшего в 1947-м, и затем "Радио Освобождение" – 1953 год.

Нателла Болтянская: Во-первых, я думаю, что все наши радиослушатели знают, кто первым начал. Первым начал Советский Союз. В 1929–30 году начинают выходить первые передачи на соответствующих языках, рассчитанные на иностранную аудиторию.

Иван Толстой: И вы не имеете в виду "Радио Коминтерн", а Радио Москвы?

Нателла Болтянская: Потом, когда начинается массовое вещание западных радиостанций на русском языке, не только западных, но и восточных, например "Радио Корея", их условно можно разделить на три подгруппы.

Иван Толстой: Да и "Радио Прага" было, 1933 год.

Нателла Болтянская: Первое – это честные радиостанции, которые имеют краеведческое направление. Они искренне хотят рассказать советскому слушателю о том, как выглядит культурная, политическая, экономическая система их стран. Другое дело, что их очень быстро начинают воспринимать как врагов народа.

Вторая категория – это радиостанции, которые имеют конкретно целевую аудиторию. Как, например, "Радио Ватикан", "Коль Израэль" или "Радио Корея". Они направлены на конкретную целевую аудиторию, которая имеет дефицит этой продукции внутри Советского Союза.

И, наконец, третья категория – это "Радио Свобода"/"Радио Свободная Европа", которые задумывались как некие радио, замещающие домашние радиостанции. То есть они имеют явную политическую цель. Ведь что касается "Голоса Америки", я брала большое интервью, вы наверняка знаете эту замечательную даму, Наталью Юрьевну Кларксон. Она очень четко говорит, что у "Голоса Америки", несмотря на то что это была "краеведческая" радиостанция, у нее были определённые принципы. В какой-то степени эти принципы были продиктованы американской системой баланса – если у тебя выступает крымнашист, то должен обязательно выступить национал-предатель. Я думаю, что это связано не с этим. Проблемы с "Голосом Америки" начались с конца 40-х годов, но о "Радио Освобождение" с самого начала все знали, что оно будет враждебным.

И проект был в известной степени смоделирован Кеннаном. Было понятно, что с ним будут проблемы с самого начала, и они, собственно, и были. Не хочу рассказывать с самого начала всю его историю, но есть один момент, который для меня остался непонятным. Ведь Кеннан планировал эмигрантов военной и послевоенной поры как некую движущую рабочую силу будущей борьбы с советской властью. Более того, был проект закона об иностранном легионе, чуть ли не Керстен это предлагал. Смысл законопроекта был такой: что мы будем принимать, даже в известной степени вербовать беженцев из-за "железного занавеса", предлагать им принять некую концепцию, что они готовы встать под оружие для защиты интересов стран НАТО, и "Радио Свобода" гипотетически должно было стать какой-то частью этого проекта. Другое дело, что история с формированием четкого мыслящего ядра и, в известной степени, прокладки пушечного мяса провалилась, это не было осуществлено. Но при этом "Радио Свобода" заняло свое совершенно отдельное место в этой истории, и мне кажется, что это место было экстремально важное.

Иван Толстой: Комитет по национальной безопасности – доклад президенту США о необходимости усилить дипломатические и пропагандные усилия. 31 января 1950-го. Цитата: "Одна только военная победа даст эффект лишь частично и, возможно, только временно".

8 июля 1953 года, член Палаты представителей от штата Висконсин, демократ Климент Заблоцки. Цитата: "Пришло время с помощью дипломатических каналов и пропаганды освободить советских политзаключенных ... для восстановления прав человека".

Нателла Болтянская: Переходим к 60-м годам. Тут есть два персонажа, про которых надо сказать в первую очередь. Оба – сенаторы. Сенаторы Джейкоб Джарвис и Томас Додд. Оба – сенаторы с прошлым. Я начну с Додда. Сенатор Томас Додд после войны был привлечен к работе Нюрнбергского трибунала от американской делегации. Очень на него произвело это сильное впечатление. Его работа была, если совсем вкратце ее описать, доказать,что обвиняемые не просто выполняли чьи-то преступные приказы, но и были хорошими учениками. Додд был изрядно впечатлен этой историей, и известно, что в 1948 году польское правительство решило дать ему орден Polonia Restituta, а он отказался и написал публично, что "я не делаю разницы между нацизмом, преступления которого я расследую в Нюрнбергском трибунале, и тем режимом, под властью которого вы находитесь сейчас". Что ему не помешало, правда, принять чехословацкий орден. Так вот, Додд в 60-м году делает пространный доклад в Сенате, который называется "Антисемитизм, свастика и коммунизм" (там много всяких пунктов), где он проводит довольно жесткие параллели между нацизмом и советским антисемитизмом. И он рассказывает о том, что мы с вами знаем как две кампании.

Ведь в этот момент уже началась хрущевская антирелигиозная кампания, и потихонечку планируется вторая – кампания по борьбе с хищениями социалистической собственности. И Додд рассказывает про то, что зарыты синагоги там, осквернены еврейские кладбища там. В рамках антирелигиозной кампании все конфессии пострадали, но он говорит, что если на пять тысяч православных есть один священник, то в случае с евреями на пятьдесят тысяч евреев есть один раввин. Цифры эти очень трудно проверить, но он четко говорит о том, что советская власть – власть антисемитская. И в известной степени это его выступление в Сенате – начало еврейского направления правозащитной деятельности. Как мне кажется, еврейское движение и его поддержка во многом определило позицию американских законодателей в отношении нравственного облика советской власти.

Иван Толстой: Из отчета начала 1960-х годов: "Политическая система в СССР стабильна и в будущем почти наверняка сохранит тоталитарный профиль. Советский народ не будет открыто бросать вызов режиму. Советские граждане воспринимают собственное положение с апатией и разочарованием, но все же надеются на улучшение жизни. Патриотизм наличествует как повод гордиться достижениями СССР и его позицией в мире. Люди отождествляют себя и со страной, и с системой".

Сенатор Томас Додд, из доклада "Антисемитизм, свастика и коммунизм", Сенат, 15 марта 1960 год: "Равенство всех народов в СССР – не более чем миф; Советский Союз – гигантская тюрьма народов, где меньшинства подвергаются преследованиям и эксплуатации, а геноцид является обычным инструментом государственной политики.

Национальная политика СССР – политика принудительной русификации".

Эдмунд Стивенс, письмо Никите Хрущеву, 1962 год: "Существующая система прошлых проверок Главлитом печатных и фотографических материалов, исходящих от иностранных корреспондентов, стала формальностью, противоречащей духу времени и не способствующей улучшению взаимопонимания между СССР и другими странами".

Сенатор Томас Додд, "Аспекты интеллектуального брожения в Советском Союзе", 1966 год: "Советский режим оказывается перед дилеммой. Чтобы восстановить сталинскую железную дисциплину в отношении интеллектуалов, потребовалось бы возобновление полномасштабного сталинского террора. Политически это вряд ли возможно".

Нателла Болтянская: Тут я чуть-чуть вернусь назад, потому что с 40-х годов существуют три группы населения, которые особо и отдельно привлекают внимание американских законодателей. Западные украинцы, представители стран Балтии и евреи. Почему? Все эти три народности в той или иной степени ведут сопротивление. Про Западную Украину и страны Балтии мы понимаем, а евреи ведут мирное сопротивление. Они подают документы, когда образовывается Государство Израиль, с просьбой дать им открепительный талон в израильскую компартию, потому что они хотят ехать сражаться за Израиль. Ну, ребята, понимать надо, что такие вещи делать нельзя. Кроме того, все три народности имеют те или иные связи с диаспорой, и эти диаспоры в США теребят своих законодателей.

Иван Толстой: Лоббируют.

Нателла Болтянская: Лоббируют они, что называется, pro bono или из каких-то иных заинтересованностей. И к 1959 году, как я уже сказала, начинается антирелигиозная кампания, в которой, да, пострадали иудеи больше других. К Додду я еще вернусь.

Джейкоб Джарвис в 1961 году едет в Советский Союз, а 25 января 1962 года выступает на полу Сената и говорит, что я сейчас не буду говорить про те экономические задачи, которые передо мной стояли, я хочу поговорить о евреях. И вот мы с вами видим, что 25 января 1962 года впервые в Конгрессе названы конкретные имена советских политических узников. Их три. Это Гедалия Печерский, Наум Каганов и Евсей Дынкин. Это преподаватели иврита, руководители общин ленинградских, которые арестованы в Ленинграде. Это первый случай называния каких-то конкретных имен в Конгрессе США. При том, что он их назвал и побежал дальше. Он говорит об антисемитизме, он говорит о том, что если православные учебные заведения есть там, там и там, то единственное иудейское учебное заведение есть в Москве, иешива на двадцать учеников. И это еще один виток нарастающей кампании по противодействию советскому антисемитизму.

В 1962 году начинается кампания по борьбе с хищениями социалистической собственности. Я смотрела кое-какие документы, я не профессиональный историк, но я считаю, что Хрущев ее не планировал как антисемитскую. Другое дело, что дурное дело нехитрое и следователи на местах ее таковой восприняли. Есть такая книжка про дело Рокотова, там автор пишет, что было дело универмага "Москва", где фигурировали два человека, один из которых имел еврейскую фамилию, а другой – нет. Человек с еврейской фамилией получает расстрел, а человек с нееврейской фамилией становится свидетелем. Как бы послужной список у них абсолютно одинаковый, в том числе и то, что называется "шуры-муры". Более того, Международная юридическая комиссия признает кампанию по борьбе с хищениями социалистической собственности антисемитской.

И третий пункт, который в известной степени срывает гайки и нарезку у американских еврейских организаций, это 1963 год и публикация брошюры Трофима Корнеевича Кичко "Иудаизм без прикрас". Выпущена эта брошюра украинской Академией наук. Сам Трофим Корнеевич Кичко – феерический персонаж. Он во время войны еще и поколлаборировать успел, в 1948-м его исключили из партии, а в 1954-м восстановили. И он такой знатный борец с сионизмом. Я не читаю на украинском языке, но я смотрела картинки в этой брошюре – абсолютный привет Геббельсу. С моей точки зрения, эти три пункта в известной степени провоцируют американские еврейские организации начинать теребить своих конгрессменов.

А тут происходит еще вот что. В рамках антирелигиозной кампании в 1962 году то разрешают печь мацу в Днепропетровске, а завтра ее запрещают печь в Таганроге, а послезавтра в Ростове, и вот это такое броуновское движение, а в 1962 году Никита Сергеевич сказал: да, да, никакой мацы. Еврейские общественные организации начинают посылать мацу в Советский Союз. Сначала часть задерживают на таможне, потом идут гневные письма трудящихся, что нам не надо ваших подачек.

Но тут – конец 1963 года, и Кеннеди дает возможность частным зернотрейдерам торговать с Советским Союзом. Начинается массовая закупка зерна СССР-ом. И вот тут-то кого-то осеняет. Зерно покупаете? Так давайте в этот договор внесем пункт, согласно которому часть муки, которая производится из этого зерна, целево пойдет на выпечку мацы. Был такой Леонард Фарбстайн, который писал письма в Госдепартамент и президенту лично, он прикладывал к своим письмам пачку запросов трудящихся. Вот вы так на меня смотрите, и Госдепартамент тоже так на них смотрел и говорил: ребята, не сходите с ума, это коммерческий договор, не надо вот этого делать.

Иван Толстой: Я и не подозревал, что в начале 60-х годов стоял вопрос о маце в Советском Союзе.

Нателла Болтянская: Вопрос о маце встал плотно с 1962 года. До этого это все была вялотекущая шизофрения. А с 1962 года пошли процессы. После того как запретили, кто-то начал печь тайно, тут-то их и взяли за спекуляцию. Четверых взяли в Москве тогда сразу, еще какое-то количество взяли в Ленинграде и в Тбилиси. Это шла отдельная история. Мне, как человеку имеющему еврейское происхождение, всегда кажется неприличным говорить, что богоизбранность народа доходила до того, что все начинания в мире делались именно начиная с еврейского народа. Но шутки шутками, а поддержка правозащитного движения начиналась с опытов по поддержке евреев, и я это сейчас четко вижу прямо по документации. Потому что евреям не дают возможности отправлять свои религиозные нужды, не дают возможность обучаться в учебных заведениях. Более того, и это джарвисовские выводы, с одной стороны, им не дают самоидентификации как некоему национальному меньшинству (нет школ, существует одна-единственная газета на идиш, нет учебных заведений, нет театров), с другой стороны, их дискриминируют, при том что они ассимилированы (прием на работу, в учебные заведения). И вот такая двоякая дискриминация у Джейкоба Джариса вызывает острейшее неприятие.

Тут про него прочитала, я не знаю, насколько это апокрифическая легенда, но "Нью-Йорк таймс" про это написала, что он всегда был таким ходячим пособием для антисемитов – сутулый, лысый, с высоким голосом. При этом очень хорошая улыбка у парня. И в середине 60-х годов он, будучи уже в Сенате, обратился с каким-то вопросом к Джеймсу Истланду, который был председателем Комитета по иностранным делам, по-моему, он из Миннесоты был, и он сказал: "Я не люблю таких, как вы", сделав жест характерный, очерчивающий нос горбинкой. Я не знаю, насколько это правда, но на меня произвела впечатление сама возможность этого, поскольку, возможно, наши с вашими слушатели не знают, что одним из пунктов ксенофобии господина Маккарти были не только коммунисты, но еще и евреи, и геи, так что проблема антисемитизма в Америке тоже существовала.

Что у нас происходит дальше? Дальше у нас происходит то, что называется персонификация. 25 января 1962 года впервые в Конгрессе звучат конкретные имена, и они продолжают звучать. В 1965 году мир узнает два имени советских литераторов – Даниель и Синявский. Литераторы, которые арестованы за свою деятельность, мировое возмущение имеет место быть, идут письма, в том числе письма от товарищей по цеху из Америки, идут всякого рода предложения, но это в известной степени некий проходной этап. Потому что неугомонный сенатор Додд в 1967 году решает, что нужно основать такую Академию свободы, Комиссию свободы. Как я понимаю, в известной степени Институт по изучению СССР, который находился в Мюнхене, он уже был, но Додд хотел другой. Если основная часть Института по изучению СССР была направлена на работу с эмигрантами…

Иван Толстой: …и на производство эмигрантами некоего антисоветского продукта…

Нателла Болтянская: …то задачей Академии и Комиссии свободы было обучать американцев, как им воспринимать тоталитарный советский режим. Додд хотел получить под этот проект деньги, денег он не получил, Комиссии и Академии свободы создано не было, но в рамках этой Комиссии и Академии он заказывает конгрессовские исследования в 1966 и 1968 годах – "Аспекты интеллектуального брожения в Советском Союзе". Причем с 1966 года он так называется, а с 1968 года он уже называется "Аспекты интеллектуального брожения и диссидентства", это слово уже появляется. Я смотрела оба этих документа, их делали два парня, одного из которых звали Сергиус Якобсон.

Иван Толстой: Это наверняка брат Романа, Сергей Осипович Якобсон.

Нателла Болтянская: Да, это его брат. А второй был Аллен, советолог. Они пишут обзоры того, что происходит в интеллектуальной среде в Советском Союзе. Потрясающие обзоры! Там даже поэтические переводы есть, например, Евтушенко и Вознесенского. Они рассматривают, что происходит в подпольной советской мысли, они рассматривают тенденции. Скажем, в работе 1968 года упоминаются и Солженицын, и Сахаров в правозащитном контексте. В работе 1966 года, я специально подсчитала, упомянуты Бродский, Даниель с Синявским, Тарсис и Буковский, потому что к 1966 году он уже известная персона. А в 1968-м уже генерал Григоренко и восьмерки, которая на Красной площади. Ведь процесс Даниеля и Синявского – это своего рода цепная реакция. Сначала арестовали Даниеля и Синявского, потом тех, кто вышли на площадь, потом тех, кто делал Белую книгу. И за всех приходилось здравствовать, за всех нужно было говорить, и об этом говорится в этих исследованиях. У Додда очень много работ, которые с его подачи инициированы, и они все достаточно любопытны. Вот вам то, что происходит к концу 1968 года.

Иван Толстой: Мне почему-то кажется, что в 1968 году на месте Буковского должно стоять имя Алика Гинзбурга.

Нателла Болтянская: Алик Гинзбург упоминается, но он…

Иван Толстой: Буковский – это процесс 1967 года.

Нателла Болтянская: Буковский же в 1962-м уже попал в Институт Сербского. Нет, докажу! Якобсоновские исследования направлены на творческо-интеллектуальную деятельность, без попытки самиздата. Он тут танцует от поэтических чтений на Маяковке, и я думаю, что с этим связано, что Буковский упоминается. Но, опять же, мы скачем галопом по Европам. У нас уже 1968 год, уже идут доддовские расследования, у нас уже идет упоминание имен конкретных, уже идут в Конгрессе призывы помочь этим людям. На момент 60-х годов к чему это сводится? А давайте мы попросим президента поговорить с советским правительством? Еще ранее, сразу после войны звучали призывы в резолюции Конгресса: поскольку Советский Союз не выполняет никаких международных соглашений, давайте мы выйдем из Потсдамского и Ялтинского соглашений, например. Но это все в пользу бедных такие резолюции. Правда, чемпион мира по бессмысленности – это резолюция, которая… Вот тут мы подходим к двум случаям 70-го года уже. Если у вас есть вопросы по 1960-м, давайте их осветим, потому что у меня уже 1970-й год пошел. И там – жесть!

Иван Толстой: К этой "жести" мы перейдем в следующем разговоре с Нателлой Болтянской. История американских санкций: как это работало в прошлом?