У главного редактора издания "Важные истории", журналиста-расследователя Романа Анина прошел обыск по уголовному делу пятилетней давности. Обыск также прошел в редакции издания, после чего Анина допросили в Следственном комитете. Пока что журналист остается в статусе свидетеля.
Уголовное дело, в рамках которого прошли обыски и допросы, было возбуждено еще в 2016 году после публикации расследования Романа Анина в "Новой газете". Тогда он рассказал об отдыхе жены главы "Роснефти" Игоря Сечина на дорогой яхте, после чего было возбуждено уголовное дело по ч.2 ст.137 УК РФ (нарушение неприкосновенности частной жизни с использованием своего служебного положения). Однако дело было приостановлено, а в октябре 2016 года Басманный суд Москвы удовлетворил иск Сечина о защите чести и достоинства к "Новой газете" и Анину. По решению суда издание опубликовало опровержение статьи.
В марте этого года уголовное дело было внезапно возобновлено, и уже 9 апреля дома у Романа Анина прошел обыск – он длился 6 часов, после чего журналиста увезли на ночной допрос. Второй допрос состоялся 12 апреля.
Несмотря на то, что издания "Важные истории" еще не существовало в 2016 году, там тоже прошел обыск – никого из журналистов на тот момент в редакции не было.
"Важные истории" специализируются на журналистских расследованиях. В проекте, в частности, работают журналисты, изучавшие так называемый "Панамский архив". Среди недавно опубликованных расследований – публикации о доме бывшего зятя Бориса Ельцина Валентина Юмашева на Карибах, о возможных связях заместителя главы ФСБ с преступным миром и о пытках в системе ФСИН. А одно из расследований "Важных историй" в прошлом году пришлось комментировать Владимиру Путину.
Радио Свобода поговорило с Романом Аниным о том, почему это уголовное дело внезапно было возобновлено и что следователь хотел узнать от журналиста.
– Как прошел последний допрос? Что интересовало следователя?
– Допрос длился где-то час. Интересовали следователя в основном два вопроса. Первый вопрос о том, как устроены редакционные процессы в "Новой газете": кто одобряет, кто согласовывает публикации, через какие руки и стадии это проходит. Я, соответственно, говорил о том, что нет какого-то единого человека, который что-то одобрял. А СМИ устроено так, что есть редакция, и решение принимается коллегиально. Оно принималось коллегиально как в случае с этой публикацией про яхту, так и в случае всех других публикаций. Второй блок вопросов, который волновал следователя, касался того, каким образом я получил доступ к фотографиям из инстаграма Ольги Сечиной. Я говорил о том, что Ольга Сечина, опубликовав эти фотографии в сети, публичной сети, тем самым распространила их среди неограниченного круга лиц. И понятно, что эти фотографии, по сути, были опубликованы ею добровольно. Я всего лишь эти фотографии взял и сравнил с маршрутами следования яхты и, таким образом, на этих доказательствах построил свою статью. Это были два основных блока вопросов. Дальше никакой следующей даты допроса не назначили. Следователь сказал, что будут продолжать разбираться.
– Из этих разговоров со следователем вам стало более-менее понятно, что они хотят собрать?
– Все ведется к тому, что они хотят обвинить меня в том, что я незаконно и без разрешения Сечиной опубликовал ее фотографии из Инстаграма, что, на мой взгляд, просто бредовая конструкция.
– Он же был у нее открытый?
– Нет, у нее был закрытый профиль. Но в этом закрытом профиле были сотни человек.
– Cечин ведь пять лет назад уже выиграл в суде дело по поводу этой публикации, и "Новая газета" добавила опровержение к статье. Как вы думаете, почему это дело сейчас снова возникло?
– Мне тяжело сказать, честно, просто потому что "Важные истории" за свой короткий срок существования уже успели опубликовать много резонансных расследований – это и про зятя Владимира Путина Кирилла Шамалова, это и про первого заместителя директора ФСБ Сергея Королева. И, собственно, про самого Сечина у нас тоже недавно было расследование моего коллеги Романа Шлейнова. И Сечин, вернее, компания "Роснефть" подала на нас в суд в начале марта. Спустя три недели после этого появилось это дело. Оно было возобновлено. Но я могу лишь сказать, что любое из этих расследований могло стать поводом для того, чтобы надавить на редакцию "Важных историй" в первую очередь, и на меня как на главного редактора и автора того текста про яхту.
– Сейчас журналисты в соцсетях активно обсуждают эту историю. И есть такая версия, что через это уголовное дело, возможно, силовики хотели попробовать получить доступ к вашим документам, источникам. Они же изъяли кучу всего. Как вы думаете, это правдоподобно?
– Да, безусловно. Какой бы у них ни был мотив, кто бы ни стоял за этим делом, все равно я предполагаю, что у них есть задача в том числе получить доступ ко всем моим документам, к моим источникам, к переписке, к, может быть, будущим публикациям, которые мы готовим. Потому что изъяли все, к чему прикасалась моя рука, и то, что никак не относится к 2016 году. У меня изъяли ноутбуки и телефоны, которые я приобрел гораздо позже 2016 года. То есть тех ноутбуков и телефонов, которые я использовал пять лет назад, у меня уже просто нет. Изъяли те телефоны, которые мне не принадлежат, ноутбук, который мне не принадлежит. Изъяли блокноты, которые у меня появились в этом году, просто забрали все, что не относится даже к делу. Конечно, это сделали для того, чтобы попытаться найти что-то еще.
– Не переживаете ли вы сейчас за свои источники
– За свои источники я не переживаю, потому что моих источников в электронных носителях нет.
– При обыске силовики заинтересовались документами об обучении за рубежом. Что они в них хотели найти?
Если президент оговаривает авторов расследования, то понятно, почему силовики потом стремятся воплотить эту ложь в жизнь
– Не столько обучение за рубежом. Их волновало и интересовало все, что связано с заграницей. Они смотрели все документы, которые на английском языке. Они даже думали изымать фотографию, на которой я нахожусь со своими однокурсниками по Стэнфорду, но потом решили не изымать, а сделать просто фото этой фотографии. Да, у нас в стране такая шпиономания. Я думаю, их тоже волновало все, что может привести их на такую тропинку. Но это делать совершенно бессмысленно, потому что у меня очень много коллег за рубежом. Я занимаюсь международными расследованиями, в том числе. Искать в этом какие-то уши спецслужб – это абсолютно бессмысленно. Хотя, с другой стороны, вы спрашивали – с чем я это связываю. Если вы помните, когда вышло наше расследование про зятя Владимира Путина Кирилла Шамалова, тогда президент Владимир Путин сказал, что "это сделали люди из спецслужб, я это знаю". Ну, если президент страны говорит такое, что абсолютная ложь, и он просто оговаривает авторов расследования, в том числе меня, то понятно, почему силовики потом стремятся воплотить вот эту ложь президента в жизнь.
– Может быть, и вас хотят записать в иностранные агенты?
– Я не знаю их намерений, что у них в голове. Они могут все, что угодно. Законы в России сформулированы сейчас таким образом, что любой независимый журналист, по сути, действует на грани, а иногда и за гранью этих законов. Тут уже все зависит от их собственной воли. Если они захотят закрыть "Важные истории", они это могут сделать хоть завтра, и неважно, какой они будут использовать повод.
– Расскажите про обыск в редакции. Забрали ли что-то из редакции? Или наоборот, подложили?
– У нас нет специальных знаний и средств для того, чтобы определить – положили что-то или вмонтировали что-то, но ничего не забрали. Там и не было никакой техники, которая могла бы заинтересовать следствие. Документы, какие-то принтеры и сканеры остались нетронуты.
– После больших расследований, которые вы выпускаете, замечаете ли вы к себе какое-то особенное внимание? Я знаю, что периодически происходят попытки взломать аккаунты журналистов.
– Каждый раз после какого-то громкого расследования нас пытаются взломать, либо пытаются дискредитировать заказными и лживыми публикациями на самых разных ресурсах. Бывают и предупреждения, скрытые угрозы, но с прямым давлением мы, наверное, столкнулись впервые.
– Планируете ли вы оставаться в России?
– Пока – да.
– В последние годы было много масштабных историй давления на журналистов – дело Ивана Сафронова, дело Ивана Голунова. Как вы в целом оцениваете то, что сейчас с вами происходит?
Это такая атмосфера давления на независимых журналистов в России, которое поощряется властями
– У меня, к счастью, не случай Сафронова. Безусловно, я это оцениваю как часть такого печального процесса в России по давлению на независимую журналистику. Не только то, что происходит со мной и с "Важными историями", а то, что происходит с Сафроновым, с Голуновым, с изданием "Проект", который подвергается DDoS-атакам, с "Новой газетой", которой угрожают власти Чечни. В целом это такая атмосфера давления на независимых журналистов в России, которое поощряется властями, поощряется Кремлем, по крайней мере, он ничего не делает для того, чтобы журналистов защитить и оградить. В некоторых случаях он выступает главным обвинителем в такого рода атаках. Я думаю, что то, что происходит со мной – это часть и следствие такой атмосферы.
После обысков и допросов Романа Анина компания "Роснефть" пожаловалась на "клеветническую кампанию":
"Против "Роснефти" и ее руководства развернута масштабная информационная война, участниками которой являются, в том числе, и заграничные интересанты. Клеветническая кампания нацелена на дискредитацию результатов деятельности "Роснефти", учитывая ее бюджето– и системообразующую роль для российской экономики, а также лидирующее положение в мировой энергетической отрасли. Подобные информационные атаки организуются с целью снижения конкурентоспособности и создания дополнительных санкционных рисков не только для "Роснефти", но и для страны в целом", – говорится в заявлении компании.
В документе отмечается, что "Роснефть" уже предприняла ряд юридических действий для защиты своей деловой репутации и акционерной стоимости.
