Глава Совета по правам человека при президенте России Михаил Федотов прибыл в Томск для обсуждения концепции государственной политики по увековечиванию памяти жертв политических репрессий. Он предложил создать на горе Каштак мемориально-музейный комплекс памяти репрессированных. По мнению Федотова, его центром мог бы стать большой собор в честь Новомучеников российских.
Год назад на месте массовых захоронений невинно погибших в годы сталинского террора в Томске был освящен храм Новомучеников и исповедников Церкви Русской. Гора Каштак с ее оврагами примыкает к старому городскому кладбищу. Здесь в 1920–1940-е годы чекисты расстреливали и закапывали в землю жертв Большого террора. По мнению историков, в этих оврагах похоронены около 9 тысяч невинно осужденных и расстрелянных в годы сталинских репрессий.
Первая служба в храме на Каштачной горе состоялась утром 17 декабря 2017-го. На молебен в память о репрессированных тогда собрались около ста человек. Маленькое здание больше едва бы вместило. Но вспоминали на службе тысячи жертв политических репрессий, которые нашли последний приют здесь, на краю оврага.
Среди них – оба прадеда Павла Батухтина, который пришел на первый молебен в храм. Долгие годы он не знал о судьбе своих родственников. Пять лет назад Павел Батухтин начал искать документы, связанные с дедом по отцу, который был арестован органами НКВД в 1938 году. Страшную правду, как и тысячи людей по всей стране, он нашел в госархиве. Обнаружил данные и по другим, более дальним родственникам, о которых ничего не знал, ведь в семье о них никогда не говорили.
– Черепенько Герасим Васильевич, один мой дед… И Пярин Юган Августович, второй. Оба они были расстреляны здесь, на Каштаке. В мае месяце 1938 года. Один 22 мая, а другой, кажется, 15 мая. Я об этом узнал год назад всего. Черепенько был расстрелян как участник польской военной организации, а Пярин – как эстонский разведчик. И прабабка по 58-й сидела, лет 5–6. Ее не расстреляли. Все трое реабилитированы, – рассказывает Павел Батухин. – Никто об этом не говорил. Спрашивал у матери: "А где дед?" Она отвечала: "А он нас бросил маленьких. Ничего не помню, не знаю, была война..." В архивах сегодня немногое сохранилось. Я стал искать фотографии, не нашел. Нашел только вот справку о Черепенько. Вся родня считала, что он умер от воспаления легких. Я тетке не так давно в Москву присылал этот документ, она спросила: "Как расстрелян? Мне сказали, что он умер после тяжелой болезни". Все боялись об этом говорить. Да и сейчас, кажется, говорить об этом не принято.
После службы через березовую аллею Павел Батухтин направляется к дому. Идти недалеко – живет он здесь же, на Каштаке. Будучи ребенком, с семьей переехал в этот район. Тогда его только начали застраивать жилыми домами. Они стоят фактически на месте бывшего кладбища, на месте братских могил.
Я достал пулю из черепа и долго с ней ходил, не знаю зачем
– Мы заселились сюда в 1975 году, мне было 9 лет. Тогда котлованы копали под дома. Пацанами ходили специально туда, смотрели, найдут кости или нет. Сам находил. Прямо рядом с моим домом, возле четвертого подъезда. Так в память запало. Мужчину нашли и женщину, я ее запомнил. Туфли были белые, лодочки, совсем не сгнившие. И волосы, ярко-рыжие, они сохранились на черепе. Гребешок костяной. Я достал пулю из черепа и долго с ней ходил, не знаю зачем. В овраге за моим домом тоже останки находили. Там люди раньше садили картошку, выкапывали черепа. Да практически под всеми домами кости лежали. Вопрос, кто они такие и откуда, возникал, но кто-то сказал, что бандиты, мы и поверили. Не было никакой информации. Не могу сказать, что было страшно. Наверное, это было обыденно. Эти стройки были развлечением, к сожалению. Ребятишки, что греха таить, играли с костями тут. Возможно, среди них и мои деды были.
Из окна квартиры Павла Батухтина, внука репрессированных, виден корпус старой тюрьмы, которая была построена еще в середине ХIХ века и служила пересыльным пунктом для каторжников и ссыльных. За тюрьмой под Каштачной горой был глубокий овраг, который в народе получил название "страшный ров".
Могли расстреливать на краю вырытых рвов. Трупы сбрасывали в эти рвы и засыпали
– При советской власти тюрьма продолжала существовать. Это довольно большая территория: там было несколько корпусов, и каменных, и деревянных, и эта тюрьма служила местом размещения пребывающих в Нарымскую ссылку репрессированных и арестованных в Томске. Кто-то следовал дальше по этапу, а кого-то расстреливали у Каштачного рва. В этой тюрьме провели последние дни и мои прадеды, а на горе их, видимо, расстреляли. Там же во рвах и закопали, – рассказывает Павел Батухтин.
В конце 1951 года в Томске решался вопрос о размещении в городе эвакуированного сюда в годы войны завода "Сибкабель". Несколько корпусов завода уже были построены на прилегающей к Каштачной горе земле. Под новые корпуса заводу выделили территорию старого кладбища. Родственникам позволяли перезахоронить останки. Но делалось это в единичных случаях. Судьба захоронений оказалась в руках строителей. Рабочие бульдозером сгребли все оградки, надгробия, кресты вместе с могилами и скидывали все это в Каштачный ров. Засыпая таким образом место массовых расстрелов и захоронений. И только в 1989 члены Томского общества "Мемориал" провели первые раскопки на одном из участков оврага.
Одним из тех, кто участвовал в тех раскопках, был университетский преподаватель Василий Ханевич, родившийся в семье потомков переселенцев в Сибирь из Польши. Его прадеды и деды были репрессированы в 1938 году в ходе так называемой "польской операции" НКВД, а отец с 1949-го по 1953-й находился в ГУЛАГе. Сегодня Василий Ханевич заведует первым в России "Мемориальным музеем истории политических репрессий". Он располагается в здании бывшей следственной тюрьмы НКВД.
– Первые раскопки на Каштачной горе были пробные, мы должны были сами убедиться в том, что там действительно есть захоронения расстрелянных. Хотя у нас уже было много воспоминаний, показаний очевидцев, что они находили тут останки расстрелянных в 50-е годы. Мы копали шурфы в предполагаемых местах. Находили останки с пулевыми отверстиями в затылке. Для документального подтверждения сдавали останки на судмедэкспертизу, которая подтвердила, что останки принадлежат расстрелянным во второй половине 1930-х, – вспоминает Василий Ханевич.
В 1995-м при строительстве гаражей на Каштаке было обнаружено групповое захоронение. Строители пригласили представителей "Мемориала". Останки тогда собирали несколько недель. 10 ящиков костей было передано судебно-медицинской экспертизе, которая датировала останки второй половиной 1930-х. По факту их обнаружения было возбуждено уголовное дело. В 2002-м эти останки были захоронены в братской могиле на Бактинском кладбище.
– Была практика, что могли расстреливать на краю вырытых рвов. Трупы сбрасывали в эти рвы и засыпали. Или приводили к заранее выкопанным ямам, приговор так называемых "троек" приводился в исполнение, там и закапывали. Была известна такая частушка, ее пели в начале 1930-х некоторые люмпенизированные томичи, которые на этом деле подрабатывали. "Я поеду на Каштак, на крутую горку. Заработаю пятак себе на махорку". Пятак – это за то, что участвовали в скрытии следов преступлений, – рассказывает Василий Ханевич.
Среди тех, чьи останки лежат во рвах на горе Каштак, – самые разные люди. В их числе, возможно, расстрелянные здесь поэт Николай Клюев, философ Густав Шпет, московский академик Григорий Ильинский, князь Александр Голицын, княгиня Ольга Урусова (Голицына), святитель Иувеналий и несколько десятков архиереев Русской православной церкви.
Мы должны помнить, что Большой террор – это была война против собственного народа. И жертвы этой войны имеют право на память о себе
В 2003 году на Каштачной горе был установлен и освящен Поклонный крест, на гранитном постаменте которого надпись: "Вечная память невинно убиенным". В 2010 году на месте "Томской Голгофы" было запланировано строительство православного храмового комплекса. Спонсором стройки собирался стать тот самый завод "Сибкабель". Однако против стройки выступили местные жители и общественники. Протестующие говорили, что строительство погубит единственную в округе березовую рощу, а частый колокольный звон не даст покоя жителям микрорайона. Люди опасались также, что склон горы не выдержит веса храма и обрушится. Протестующих возмущало и то, что планы местной епархии не рассматривались на общественных слушаниях. После протестных митингов инвестор отказался поддерживать проект. Несмотря на это, церковь получила от властей разрешение на строительство, но возвести пока удалось лишь временный деревянный храм.
В томском "Мемориале" считают, что на горе Каштак должен появиться не только православный храм, но и мемориал, который увековечил бы имя каждого невинно погибшего во время Большого террора.
– Мы положительно относимся к появлению храма Новомучеников на Каштаке. Понятно, что здесь захоронены люди разных вероисповеданий, верующие и неверующие. Но отказывать РПЦ в строительстве храма только на том основании, что здесь захоронены не только православные, глупо, – говорит Василий Ханевич. – Представители других конфессий могли бы поставить здесь свои символы, если они к этому будут готовы. Но наша позиция заключается в том, что помимо Поклонного креста и храма, который уже есть там, а также храма, который планирует построить РПЦ, на Каштачной горе должны быть и стелы с именами расстрелянных томичей (тем более что многие имена эти известны). Так это сделано, например, на 12-м километре в Екатеринбурге, или как на Бутовском полигоне в Москве, или в городе Абакане. Пока есть три тома "Книги памяти", где указаны фамилии репрессированных, среди них и расстрелянные на Каштачной горе. И эти имена, как мне кажется, должны быть увековечены и здесь на Каштачной горе. Храм строит церковь, о мемориале с именами расстрелянных должны бы позаботится власти. Но я сильно сомневаюсь, что на данном этапе это возможно. У наших городских и областных властей вообще нет никакого внятного понимания того, что на Каштачной горе должно быть. А ведь мы должны помнить, что Большой террор – это была война против собственного народа. И жертвы этой войны имеют право на память о себе. И по официальным законам, и по чисто человеческим. А пока на Каштачной горе эта память безликая.
