Binecuvântată în veci ziua de miercuri (iar în cazul Sfintei Rusii – de Sfânta Miercuri!), 24 decembrie curent, când preşedintele Vladimir Vladimirovici Putin a declarat, în cadrul întâlnirii cu membrii guvernului şi cu guvernatorii regiunilor, că, în ciuda inflaţiei de 10% şi devalorizării rublei (în cădere liberă!), preţul la produsul strategic naţional, vodca, va rămâne acelaşi, 220 de ruble. O veste mai bună în preajma sărbătorilor de iarnă, cu nelipsitul film С легким паром (în care se bea până la uitare de sine!) pe ecranele televizoarelor, nici că se putea: «Гуляй, ребята!»
Bineînţeles că anume grija pentru sănătatea concetăţenilor săi îl preocupă, în primul rând, pe preşedintele V.V. Putin, iar faptul că un bărbat din patru moare înainte de a atinge vârsta de 55 de ani spune mult despre binecunoscuta „trezie” a poporului rus. Între timp, din cauza scăderii continue a preţului la petrol şi a embargoului impus de Uniunea Europeană, casele de schimb se văd nevoite să modifice de câteva ori pe zi cursul monedei naţionale în raport cu dolarul & euro, dar staţi pe pace – lucrul acesta nu va afecta ETALONUL DE AUR al economiei ruse, Vodca – iar dacă lucrurile merg tot aşa, s-ar putea ca o sticlă de «Пшеничная» să coste mai ieftin decât o pâine: «Гуляй, ребята!»
Deşi adus la putere de (beţivul) Boris Elţin, (plesnindul de sănătate) Vladimir Putin pare să fi învăţat lecţia (трезвенник-)lui Mihail Gorbaciov – mai exact, din greşeala fatală a acestuia: nu se poate declanşa o campanie Anti-alcool într-o ţară ca Rusia. Din contră, orice s-ar întâmpla în ţară şi pe lume, vodca trebuie să intre în coşul minim de consum, chiar dacă acest coş va conţine – la un moment dat – doar sticla de vodcă, pe care orice rus care se stimează ştie s-o împarte la trei după ureche: «Гуляй, ребята!»
Acestea fiind spuse – şi în absenţa oricărei reacţii a socialistului Igor Dodon (afişându-se acum de unul singur pe panourile publicitare din oraş, fără Putin şi Greceanâi, de parcă nici n-au «сообразит на троих»), care de când cu prăbuşirea rublei pare să fi luat apă-n gură –, vin şi eu la masa marelui popor rus, şi nu cu mâna goală, ci cu – cât ce să spun „samovarul” meu! – ce-a dat Dumnezeu. Un poem (http://atelier.liternet.ro/articol/13665/Emilian-Galaicu-Paun/un-metru-de-vodca-la-cub.html), la temă – iar ca textul meu să fie înţeles mai bine, îl prezint în versiunea traducătoarei Miroslava Metleaeva, căreia îi mulţumesc şi pe această cale pentru efortul de a-mi tălmăci opul în limba lui Puşkin: «Гуляй, ребята!»
* * * * * * *
Кубометр водки
в память об Иоане Флора
когда мы побратались с флорой, вместо того, чтоб обменяться рубашками, мы обменялись паспортами: югославским на советский к тому времени и тот и другой относились к странам, которые уже не существовали, но в которые нам следовало вернуться после «дней, посвященных благе» из клужа - алба-юлии. он – в белград, я – в кишинев, каждый год именем другого, укрываясь от ударов российской артиллерии и бомбежек нато. «почтальон, - расхохотались мы в один голос – всегда звонит дважды». (как будто смерть приходит по почтовому извещению и если не попадает к адресату, уходит обратно и не ждет тебя до востребования.) после чего мы крепко выпили на брудершафт. быстро, как сообщающиеся сосуды, «наливай, браток!» - и я, и он. родня поневоле! как волны на воде, разбивая первый круг, раздвигались края стакана, мы вдвоем были на одной волне, но чтобы братанье было основательней, он сказал: «давай-ка я расскажу тебе, как пьют мои сербы, заходит один в бар и заказывает метр водки, на что бармен наливает ему – на глазок! – на стойку, отшлифованную локтями всех кому не лень, полосу длиной точь в точь в локоть и ладонь. с тех пор бар называется этиловым эталоном, а твои русские?... «довожу до сведения!»
и рассказал ему, что только русский в состоянии разлить - на слух! – в двухсот –граммовые граненые стаканы бутылку водки на троих.
ах! цуйка выпита и весь алкоголь уже прописан!
ряд за рядом и те и другие ушли по краю стакана пополнить (на то воля Твоя!) круг исчезнувших поэтов: а оставшиеся крутят стаканчик в руках как бы желая попасть на ту же длину волны . духа и четвертушки, когда одновременно с алкогольными парами возвышается во всей своей мощи этиловая элита – мади, эмиль, иоан (список остается открытым) – как северное сияние, которое горит синим пламенем, а дни наши все больше напоминают белые ночи, из молодых филинов стали мы, в итоге, наблюдателями, за сколькими собутыльниками мы наблюдали за отсутствующим (поминальным ) столом как бы пытаясь придти в себя и не замечая, что снова пустились в пьянку.
прижизненные издания становятся посмертными. прах в землю, и стакан ко рту, по кругу. без усопшего в могиле, напрасно его оплакивать : сожаления – это отрыжка духа! - им никак не превратиться в рассол, какими бы солеными ни были слезы, лучше бы, прочистив глотку, сказать в два голоса (я и виталие), о подвигах , сходных с боевыми,- с той лишь разницей, что пролилась не кровь, а водка – каких-то солдат советской армии, застигнутых в казарме с ящиком водки, у которых выпивку конфисковали , а бутылки закрыли в сейфе.
итак, прежде чем стать солдатской подругой на одну ночь, водке предстояло оставаться в девках.
о муза, воспой, ночной штурм взвода русских солдат против батареи бутылок, возведенной в куб.
как брали они сейф в руки, как трясли – в желании забыться – словно подвыпившего гражданина, как совершали великое битье, изнутри, в смысле разбитых в осколки бутылок. как, процеженная сквозь наволочку, вывернутую наизнанку, выпивка на глазах наполняла таз для белья – «с ногами влез бы! и не верилось, что научусь пить водку ведрами. как под утро казарме снилась вода жизни, то бишь водочка, в розовом цвете. как, при подъеме многие блевали в таз, из которого пили. как их гоняли весь день с противогазом на физиономиях. под окрики «алкоголь, вон!» , «никотин, вон! – увы, вместо того, чтобы им полегчало, в головах у них потемнело… упаси нас, Господь!, от преждевременной эякуляции и запоздалого отказа. какое братанье могло бы состояться, если бы метр водки (флоры) возвел бы (я) тогда же в куб, если бы (как в поэме благи) земля была прозрачной, мы бы обязательно чокнулись ограненным воздухом. Одного-единственного такого друга по застолью имел я в жизни – смерть его ударила меня, как по стопке, в голову. (открытая скобка: декабрь 1950 – февраль 2005, закрытая скобка.) поскольку линия горизонта сливается с краем стакана. кто-нибудь нальет, брат?
(Перевод Мирославы Метляевой)
