Эксклюзивное интервью директора Королевского института объединенных служб RUSI Джонатана Эяля на полях конференции по безопасности, прошедшей на прошлой неделе в Кишиневе.
Свободная Европа: Украина собирается в НАТО, а Молдова продолжает настаивать на статусе нейтралитета. Как вы оцениваете эти позиции?
Джонатан Эяль: Вы правы, налицо некоторая сдержанность в обсуждении этого вопроса, о чем говорил и председатель парламента Андриан Канду в своем выступлении на конференции. Думаю, лучше оценивать эти вещи исторически, политически, с точки зрения будущего, прагматично, если угодно. Исторически ясно, чем объясняется позиция Молдовы – это была попытка сохранить некий национальный консенсус в вопросах безопасности. Консенсуса не получилось, но я понимаю тех, кто провозгласил нейтралитет в самом начале – это была попытка сформировать национальный консенсус.
Что меня особо расстраивает – так это полнейшая одержимость пустой болтовней между политиками
Сейчас присутствует и политический фактор – выборы. Скорее всего, правительство не хочет поднимать еще одну тему для полемики с президентом Додоном вокруг нейтралитета, особенно, если учитывать, что это может мобилизовать определенные категории электората пророссийской ориентации. Но, в конечном счете, есть и практический момент. Сейчас вопрос интеграции Молдовы в НАТО не стоит, как, кстати, и Украины. Поэтому проект, по моему мнению, должен отличаться, скорее, экономическим характером.
Тем не менее, если взять выступления премьер-министра, спикера Канду, то обращает на себя внимание любопытная деталь: налицо попытка сказать, что экономические проблемы и проблемы безопасности следует рассматривать как две стороны одной медали, и что нельзя говорить о безопасности Молдовы в будущем, если она находится в подвешенном состоянии, без каких-либо стратегических связей с другими государствами или организациями. Иными словами, если угодно, это робкая попытка переосмысления идеи неприсоединения Молдовы.
Лично я не считаю, что это с самого начала была глупая затея. Думаю, ни одно государство Европы не может сегодня всерьез говорить о нейтралитете. Если взять Швейцарию или Швецию – традиционно нейтральные страны, – то сегодня они уже не являются нейтральными в общепринятом смысле, так, как это было 25 лет назад. И я не вижу, почему Молдове надо быть другой. Но я понимаю политические рамки для обсуждения этих вопросов.
Свободная Европа: Поговорим о Молдове. Скажите, какой вам она видится – в плане готовности к реформам, к сближению с Евросоюзом? Вы считаете, что для этого предпринимаются конкретные шаги – или же все это лишь слова?..
Джонатан Эяль: Конечно, определенные сомнения есть. Но я не думаю, что это лишь риторика. Скорее, можно говорить о некотором отчаянии, подлинном и конкретном отчаянии со стороны политического класса, и особенно тех, кто искренне верит в европейское призвание Молдовы. По моему мнению, присутствует определенное отчаяние по поводу того, что еще раз будет упущено время. Если на предстоящих парламентских выборах будет получен такой же результат, что и на президентских.
В Молдове внутренний гражданский мир удалось сохранить даже в большей степени, чем в Украине. Так что у Молдовы есть свои козыри
Есть чувство, что, возможно, это исторический момент, и если его упустить, то начнется очередной порочный круг потерянного времени, как было за последние 26 лет. С этой точки зрения, думаю, решимость официального Кишинева как-то сдвинуть воз с места не напускное, а осознанное и продуманное желание. Если все так на самом деле, то не все еще потеряно!
Что меня особо расстраивает – так это полнейшая одержимость пустой, по сути, болтовней между политиками по поводу того, у кого больше политических преимуществ на данный момент, у кого их меньше. И при этом каждый из них отлично понимает собственное бессилие и не верит в возможность что-то изменить – потому что избиратели не понимают, что делать, потому что национального консенсуса нет, потому что всегда найдется крутой сосед, который будет вставлять палки в колеса на каждом шагу.
Не знаю, кто победит, если на этот раз надежда возьмет верх над ощущением бессилия.
И еще меня огорчает понимание того, что экономика должна расти гораздо более быстрыми темпами. Другим странам это же удалось. При всех проблемах с соседями Румыния, например, сумела это в определенный момент сделать, сумела, как минимум, вырваться из состояния прозябания, исторического прозябания государства. А чем хуже Молдова?
Вот это и удручает: осознание потерянного времени; и особенно больно это понимать, глядя на молодых молдаван, которые ищут себе место под солнцем в других европейских странах, и еще – глядя на старшее поколение, для которого каждый день – самая настоящая борьба за выживание в собственной стране.
Свободная Европа: Республика Молдова еще отличилась и тем, что именно у нас случилась «кража века».
Джонатан Эяль: Бесспорно, это самое яркое и самое гнетущее отражение коррупции – на фоне полного административного бессилия перед нею. Это вопиющий факт. Но, в конечном счете, надо учитывать контекст. А контекст состоит в том, что в Молдове внутренний гражданский мир удалось сохранить даже в большей степени, чем в Украине. Странно, но здесь присутствует более выраженный консенсус, готовность избегать насилия, чем это есть в Украине. Так что у Молдовы есть и свои козыри.
Президент Путин косвенно признает, что последние 15 лет он лгал
Самое плохое, что можно сейчас делать, – так это зациклиться на сведении счетов, на выяснении того, каким образом были выпотрошены банки, и придать всей этой ситуации опасное толкование, как это делает президент: что это дискредитирует рыночную экономику, финансовую систему, да всю западную экономику – и что, следовательно, надо вернуться… Но куда? В коммунизм? В централизованную госсистему управления? А где доказательства, что эта система породила более успешную или менее коррумпированную экономику? Никаких доказательств!
Следовательно, коррупция и преступления говорят не о том, что рыночная система несостоятельна, а о том, что ее не использовали должным образом. А это уже другой урок, совсем не тот, который пытается навязать г-н президент.
Свободная Европа: Последний вопрос – о России. В минувший четверг президент Путин говорил о новых видах ядерного вооружения: «Нас никто не слушал – послушайте сейчас». Как вы оцениваете подобные заявления? Контекст, в котором они прозвучали – за две недели до выборов – вполне ясен. Но что будет дальше?
Джонатан Эяль: Контекст действительно ясен, но, вы правы, давайте от него абстрагируемся. Выступление Путина было очень длинным и емким, могу коснуться лишь военной составляющей. Военные вопросы были очень хорошо подготовлены, г-н Путин в поддержку своих слов представил и видео испытаний новейших ракет. Иными словами, все было подготовлено заранее для получения максимального эффекта.
Хороших отношений с Россией в обозримом будущем не предвидится
Думаю, есть два пункта, которые надо принять в расчет. Первый: президент России публично признает, что он нарушил договоренности по ограничению ядерного потенциала, подписанные с США, и что последние, как минимум, 10 лет Россия развивает новые ракетные системы, запрещенные договоренностями, которые связывают ее с западными странами. Так что президент Путин косвенно признает, что последние 15 лет он лгал.
Второй пункт. Путин лишний раз напомнил, что для нынешней России решающим фактором в двухсторонних отношениях, в отношениях с соседними государствами является сила. Тем самым он открыто дал понять, что конфронтация, которая существует между Россией и остальными странами ЕС – не Запада, а именно со всеми европейскими странами – продолжится, и что лично для Путина это противостояние становится нормой.
Иными словами, надо быть готовыми к тому, что так и будет в ближайшее время, и, возможно, в следующие десятилетия. Лично для меня вопрос не в том, как быть с Путиным, думаю, что пока он у власти – ничего не изменится. Но вопрос состоит в том, как изменить созданную им систему после него.
Что касается нашего поколения, живущих сегодня людей, то думаю, что мы должны понять, что хороших отношений с Россией в обозримом будущем не предвидится. И сейчас давайте вернемся к вопросу, с которого мы начали этот диалог: может ли Молдова в этом контексте настаивать на своем нейтралитете?